Геи и гейши

— Куда? — быстро спросил Мариана. — Ты уже упомянул о женской бездне, глубине порождающего лона. Там было нечто, почти сходное с тем хаосом или космосом, который прятался от вас за игрой, и вы угадывали его по тому сладкому, парализующему ужасу, который испытывали? Но стоит преодолеть апатию и страх — и навстречу бьют нестерпимый свет и радость такой силы, что могут убить?

— Ты сказал. Ты — знаешь, — мрачно ответил Арслан. — Я — нет. Из трезвения нашего вне сетей мы уходили в обычные сны усталости, сходные с виденным в зеркалах так же точно, как илистое дно водоема похоже на его прохладную гладь с цветами, ряской, тростником и всем многообразием его мелкой жизни. Часто нам являлись улицы, с обеих сторон огороженные дощатыми заборами из широких неструганых плах: в щели и дыры от сучков ничто не выглядывало, тупики никогда не открывались калиткой, и редким, неповторимым счастьем было выйти на открытую поляну. Путаные переходы и лестницы внутри зданий, часто без перил, крашенные в бурый цвет помещения, которые все время изменялись — выйдя из них по лестнице вниз, нельзя было вернуться назад по лестнице, ведущей вверх. Скользкие полы и незавершенные конструкции. Иногда достигаешь того, к чему стремился, но это рассыпается или отцветает в твоих руках, краски блекнут, красота увядает. А выходя из этого вязкого тумана, вечно попадаешь в новый сон, еще тягомотнее, он обволакивает собой новое сновидение, и так до бесконечности; и переходя из оболочки в оболочку, из пелены в пелену, ты, наконец попадая в явь, убеждаешься лишь в полнейшей неотличимости ее от сна.

— Это всё были ложь и майя, — сказал Мариана, — и ты сам знал это. Какой смысл для нас обоих в подобных россказнях? Своими ниспадающими лестницами и сужающимися в конце улицами ты следовал по окраине большого страха. Но страх — это, по крайней мере, что-то всамделишное, а ты, судя по всему, человек отважный.

— Да, но не в своих, а в наведенных снах, — возразил Арслан. — Видишь ли, от созерцания сетей рождались как бы третьи сны, не похожие ни на саму сеть, ни на отклик наших темных глубин. В них открывалось нам прекрасное. Среди моих галерей были и картинные: однако ото всех нагих тел, нарисованных или изваянных, в равной мере веяло холодом, и это он оледенил меня. Если образы зеркал действовали как приворотное зелье, то эти — как любовная остуда.

— Оттого и произошла некая недостача… ну, которую я не смог восполнить, — тихо подтвердил Мариана.

— Знаешь, я вспомнил… — продолжал гашишин после паузы. — Как-то я отыскал в Сети небольшую картинку — яркое пятнышко, которое расцвело подобно бутону, когда я его коснулся. На нем был изображен спящий сидя человек в огромной белой чалме и широкой темно-красной накидке, из-под которой виднелись только пальцы одной ноги. Он казался моим двойником — так же грезил, но видел совершенно другие сны. Я вошел в него, свернулся подобно ему в комок и заснул… И в этом сне, одновременно моем и чужом, я увидел деву в одеждах, которые внизу были испещрены как бы мраморными извивами; на поясе, груди и плечах этот узор становился цветами, листьями и травами, в голову девы венчал венок из звезд. Олень с рогами в раскрывшихся весенних почках в самозабвении тянулся к ней, и она целовала его в ноздри: и от этого водоворот кипучей жизни проходил по чаще, в которой стояла дева, и водоворот любви. Все звери и птицы склонялись друг к другу и пели любовные песни на своем языке… Если бы я мог вечно пребывать в этом сне, я бы, наверное, наполнился им и получил свободу — ничего равного ему по красоте и трепетности я не знал. Но и он вытолкнул меня из своих пределов.

— И, похоже, с такой силой, что ты оказался и вне пределов своего стеклопакета, — хохотнул Мариана, — или то случилось немного позже, когда подопытная мышка объявила вслух о своем судьбоносном решении? Так или иначе, тебе самой кармой было положено взбунтоваться против клетки с перегородками, куда заточили тебя ушлые экспериментаторы.

— В таких играх сражаются, убивают и гибнут сами, не зная, когда взаправду придет их час, — громко, будто опять во сне, произнес Арслан.

— Вот даже как. Подставили, что ли? Отправили рыцаря чести по виртуальным каналам во всамделишный заговор? В общем, как была у тебя в голове и на языке неописуемая чушь, так и осталась, — констатировал Мариана (однако на физиономии его было написано удовлетворение, слегка даже хищное, как у кошки, которая изловила тощенького, но вполне съедобного грызуна). — Знаешь, как говорят: поскольку мир — это клубок причин и следствий, которые без конца и начала порождают друг друга, — он стоит ни на чем. Какой смысл в том, что ты пытаешься распутать пряжу, не отыскав конца ниточки? И стоит ли эта путанка твоих усилий — не проще ли ее выбросить вон? И вообще: понять нечто возможно, только став над ним. Вот потому я и говорю — не копайся в своих личных воспоминаниях, а придумай мне сказку, присказку или притчу.