И тут я начал, наконец, понимать, что твердит мне Густав. По его мнению, мы — современные высокоразвитые люди — внутри остаёмся всё теми же дикарями. Наш мир стал комфортным, наши потребности стали тоньше, мы научились скрывать дурные мысли за внешним спокойствием и непременно широкой улыбкой, но наши моральные качества были по-прежнему эгоистичны и злы. Что мы бы сделали с тем, кто, придя неизвестно откуда, оказался бы лучше нас? Мы уничтожили бы его. Женщину мы бы осквернили, положив на операционный стол и заставив отдать дань современной моде, природную красоту уничтожили. Мужчину, затравив, лишили бы воли. Чтобы в нашем обществе быть признанным человеком, надо было, для начала, стать зверем, готовым растерзать любого на пути к своей порочной цели. Да, таким как это наивное Существо, в нашем мире не место. Здесь надо быть жервитом, человеком без моральных норм. Наш мир — это мир потребления. У нас нет оснований любить ни друг друга, ни особенно тех, кто отличается от всех прочих. Зависть — наш главный порок. Все отношения между нами, считающих себя в высшей степени людьми, регулировались лишь обоюдной выгодой.
— Я не желал проблем. Я не собирался брать на себя ответственность за Существо из леса, — сокрушался Густав. — Зачем мне это? У меня семья. Да я за всю жизнь не завёл себе даже собаки, а тут, человек…
Наш ужин совсем остыл.
Наконец, я решился спросить у Густава:
— Скажи, а какие отношения у тебя были с Существом? Признайся, что произошло между вами там в лесу?..
В ответ Густав лишь задумчиво посмотрел куда-то сквозь меня и произнёс:
— Она была очень красива… Ты даже не представляешь насколько… Неимоверно красива…
Из динамиков продолжали греметь слова дебатов о том, нужны ли нам территории Новых земель, на которых уже не осталось ни железа, ни руды, а под динамиками сидели мы — два старика с внешностью юношей и усталыми душами. Мы стали бесполезны, как бывшие когда-то Новыми и полными ископаемыми земли.
— Тебе удалось записаться на эвтаназию? — спросил меня Густав.
— Да, но только через три года, — ответил я. — Сейчас на эту процедуру слишком уж большой спрос, очередь на несколько лет вперёд.
— Моя через год, — сказал Густав. — Взял самую дорогую, полный пакет…
Мы торопились умереть, не познав старости. Наш мир был миром молодых — энергичных, эффективных, имеющих далеко идущие цели людей. Мы уже не поспевали за ними. И хотя, благодаря современной медицине, чувствовали мы себя бодро, но в каждом из нас жило то, что с каждым днём всё больше и больше точило изнутри — наша память и наша зависть. Каждый спешил уйти из жизни тогда, когда начинал осознавать, что есть некто моложе и сильнее тебя, с кем соревноваться уже не хватит силы.
— Ты знаешь, — произнёс Густав. — Существо, радовалась каким-то простым вещам — теплу, нашей обычной еде, свету костра, а ещё она почему-то очень любила смотреть на небо…
Небо
«А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4:7)
Доводилось ли тебе, мой читатель, устремлять взор свой в небо? Оно, верный спутник нашего мирозданья, стало для нас слишком обыденным и привычным. Но что скрывается внутри него?
Я хочу сегодня рассказать историю, услышанную мною от одного человека. Кто он? Тот, для кого подниматься в небо — обычная работа.
Не буду утомлять тебя, мой читатель, обстоятельствами нашего с ним знакомства. Скажу только, что, когда мы встретились, Виктор, так, изменив настоящее имя, назову я своего героя, был командиром крупного пассажирского авиасудна. Все отзывались о нём, как об очень опытном пилоте.
И вот, однажды, он поведал мне странную, удивительную историю, услышав которую, я, признаться, поначалу серьёзно засомневался в здравии рассудка этого человека. Не будь я уверен в том, что он регулярно проходит необходимое для доступа к полётам освидетельствование врачей, я бы счёл его рассказ вымыслом и ни за что не решился бы поделиться им с тобой, мой читатель.
Вот, что я услышал в тот день, когда неожиданно для меня мы с Виктором нечаянно разговорились. Вышел у нас тогда некий спор о вере. На тот момент я, как человек учёный и образованный, не мог допустить существования Бога, Виктор же, как оказалось, был религиозен. Позже я узнал, что он постоянный участник служб в храме, тогда же меня поразило то, что человек такой прогрессивной профессией, излетавший небо вдоль и поперёк, верит в того, кто якобы живёт в слоях земной атмосферы. Недоумения мои разрешил сам Виктор. В тот момент, когда я отчаянно допытывался у него, как мог он опуститься до религиозных басен, впечатляющих в наше время, как мне виделось, лишь слабо уравновешенные натуры, Виктор поведал мне свой рассказ.