Где-то на Северном Донце

Глинин трогает лейтенанта за плечо, указывает в сторону противника. По белой ленте дороги, вслед за мотоциклом, медленно уползают в степь три большие черные коробки — автомашины с потушенными фарами. Теперь Лепешеву ясно, зачем гитлеровцы подняли бестолковый ночной шум. Видимо, дела у них далеко не блестящи, если выскребают последние резервы. Лейтенант укрепляется в своем решении не покидать позицию.

Стрельба из садов прекращается. Опять тишина разливается над разрушенным хуторком. Только в степи, где-то уже совсем недалеко, гремит перестрелка. Лепешев совершенно ясно различает в частом треске автоматных очередей басовитый голос «максима».

Снизу приходят сержанты-автоматчики. Докладывают о результатах разведки. Немцев у реки, оказывается, действительно нет. Лишь на флангах у берега имеется по пулеметному расчету — и это все прикрытие. Снять посты нетрудно, так как они обнаружили себя, ведя огонь по конюшне.

Лепешев отпускает сержантов отдыхать, а сам продолжает вслушиваться в звуки непрекращающегося ночного боя. Ему совершенно ясно — немцы исчерпали все свои возможности и советские солдаты вот-вот появятся у реки. Важно, чтобы они вышли именно сюда, к садам. Лейтенант соображает, каким образом дать знать окруженцам, что здесь находятся свои.

* * *

Снизу прибегает запыхавшийся младший лейтенант.

— Товарищ лейтенант! Давайте поторапливайтесь. Мы вас давно ждем. Вы что, не видели сигнал?

Лепешев включает фонарик. Он в годах, высок, но хлипок, этот младший лейтенант с эмблемой войск связи на петлицах. Он нервно косится в ту сторону, откуда доносятся звуки перестрелки, и нетерпеливо переступает с ноги на ногу. Лепешев принимает окончательное решение. Гасит свет.

— Сколько вас?

— Нас? Мы пригнали четыре плота и понтон. Нас двенадцать. Вместе со мной.

— Хм… Это уже сила. Вооружены?

— Нет… То есть да. У меня наган, у бойцов винтовки, но патронов…

— Ничего. Мы снабдим вас немецкими автоматами, — усмехается Лепешев. Его забавляет нервозность младшего лейтенанта. — Переправа отменяется. Сюда подходят наши прорвавшиеся части. Мы обязаны им помочь. Так что вам придется возглавить группу, которая атакует немцев, находящихся в садах.

— Я?! — Голос связиста осекается, он испуганно вертит головой. — Я… я… как вам… Я радиотехник и в этих делах ничего не понимаю… Меня послали за вами — и это все. Мне приказано через час быть на левом берегу. Лично командир дивизии приказал. А уже прошло… — Он тыкает в светящийся зеленоватым фосфорным светом циферблат наручных часов. — Уже прошло более пятидесяти минут. Мы и так опаздываем!

— Я вам повторяю, — свирепо цедит сквозь зубы Лепешев. — На подходе к реке наши войска, наши советские люди. Мы обязаны им помочь! Полковник Савеленко не мог этого знать, когда отправлял вас сюда.

— Но я ничего не понимаю в немецком оружии… — умоляющим голосом говорит младший лейтенант. — И вообще… Давайте я сплаваю на тот берег и доложу обстановку. Если мне прикажут, то пожалуйста… Я вернусь, — быстро тараторит он, обрадовавшись спасительной мысли.

Лепешеву ясно, что от этого перепуганного резервиста толку не будет. Бесполезно разговаривать.

— Ладно. Катитесь к едреной бабушке! — грубо говорит он. — Но только больше одного плота отсюда не угонять. И вот еще… Коль сами вы так цепляетесь за приказ, я вас не держу. Но бойцы ваши ведь не ограничены им. Может быть, найдутся добровольцы помочь товарищам?

— Я спрошу, — с готовностью обещает младший лейтенант. — Я все объясню и, если найдутся желающие, отошлю их в ваше распоряжение. Я бы сам… Я все понимаю. Но ведь мне приказано!

Лепешеву вдруг становится жаль этого пожилого, нервного человека, который стыдливо прячет глаза в темноте. Конечно, это не вояка. Наверняка у него большая семья, малые дети. Лепешев почему-то в том уверен. Взяли вот такого робкого мужичонку, может быть сидевшего всю жизнь под жениным каблуком, надели на него военную форму и после маломальской подготовки послали на войну — делай и там свое гражданское дело, чини радиопередатчики. А вместо этого окружение, отступление, и нет ни передатчиков, ни радиоприемников, ни привычной работы. Болтался без дела человек — послали за реку. А тут изволь вести бойцов (этих сильных, задиристых мужиков, которых на гражданке он очень побаивался, когда бывали они выпивши) в атаку, куда-то в темноту, в неизвестность…

— С вами пойдет мой боец. Он поговорит с вашими людьми, — поясняет Лепешев. — А вы передадите полковнику мое донесение.

— Конечно, конечно… — совсем не по-военному бормочет радиотехник и услужливо светит Лепешеву, пока тот пишет.

— Ильиных! — командует Лепешев, когда донесение написано и отдано. — Пойдите вниз, объясните красноармейцам обстановку. Если найдутся добровольцы — ведите сюда.

— Есть!

Младший лейтенант и бронебойщик уходят. А Лепешев с невеселой усмешкой думает о том, какую баню устроит ему полковник Савеленко, когда взвод в конце концов все же окажется на левом берегу.

* * *