Где я, там смерть

— Ну, пожалуйста, — простонал он и погладил ее по щеке, наклоняясь к ее лицу и смотря в глаза, — пожалуйста, не будь такой жестокой. Не гони меня. Я так тебя люблю… так давно… мне кажется, уже целую вечность.

Кэрол собралась накричать на него, но он вдруг упал на колени и, обхватив ее ноги руками, прижался к ней со всех сил.

— Разве ты не чувствуешь, что создана для меня? Только для меня! Потому и нет тебе счастья с другими, и не будет! И я тоже буду несчастным. Мы оба будем несчастны, пока не соединимся вместе. Я и ты.

— Отпусти меня! Слышишь, сейчас же отпусти! — Кэрол схватила его за плечи, пытаясь оторвать от себя, но он не позволял. Схватив ее за бедра, он начал осыпать их страстными поцелуями. Кэрол почувствовала, как юбка ее поползла вверх, и вцепилась в его руки, чтобы помешать. Он прижал ее к себе и, скользнув под юбку, положил ладони на упругие ягодицы. Не позволяя ей отстраниться, он ласкал горячим ртом ее обнаженные бедра, насильно открытые его ласкам, и девушка не могла ему помешать, не в силах вырваться. Она лишь хватала его за мягкие золотистые волосы в попытках оторвать от себя, но он как будто и не замечал этого. Кэрол вскрикнула, услышав треск ткани, а спустя мгновенье он сорвал с нее порванные трусики и со стоном прижался ртом меж стройных бедер. Кэрол замерла, ощутив на себе его горячее дыхание, и на мгновенье веки ее сомкнулись, когда ее тело, помимо ее воли, вдруг откликнулось ему… Почувствовав неожиданную слабость, она расслабилась, позволив ему разомкнуть ее бедра. От его прикосновения ее бросило в жар, и желание разморило ее тело, но она резко взбрыкнулась и ударила его кулаком по голове. Он вздрогнул, но лишь еще сильнее ее сжал, не отпуская. Тогда Кэрол ударила еще раз и еще, и заколотила по нему кулаками, безумно испугавшись.

— Нет, нет! — хрипела она. — Отпусти! Отпусти!

Он быстро поднялся и снова схватил ее, теперь впившись в губы. Потом легко подхватил на руки и понес брыкающуюся девушку в спальню. Там, опустив ее на постель, рванул на ней блузку и набросился на полуобнаженную грудь, целуя пухлые выпуклости над белоснежными чашечками бюстгальтера. Кэрол вдруг перестала вырываться и замерла.

— Рэй, — чуть слышно позвала она дрожащим плачущим голосом. — Рэй…

Он поднял голову и, тяжело дыша, посмотрел ей в лицо.

— Не надо, пожалуйста… если ты меня действительно любишь… не надо.

Даже в темноте она увидела, как он побледнел, а лицо его перекосилось.

— Кэрол… это нечестно… — прохрипел он.

— Я не прощу тебе этого. Никогда. Хочешь взять меня силой, что ж, я не смогу тебе помешать. В этом не будет моей вины. А тебя я за это не прощу. Решай, что для тебя важнее — твоя похоть, или наши отношения.

Он замер, не двигаясь. Кэрол увидела на его лице выражение страдания. Потом он со стоном, похожим на рыдание, подскочил и вылетел из комнаты. Кэрол услышала, как отчаянно хлопнула входная дверь. Поднявшись с постели, она поправила юбку и пошла запирать дверь на замок.

Вернувшись в спальню, она легла на кровать и сжалась в комочек.

Тело била нервная дрожь. Она лежала и плакала.

Плакала, потому что сейчас поняла, что Рэй на самом деле ее любит.

Она невольно причиняет ему боль, заставляет страдать… его, того, кто однажды приехал и забрал ее в новую жизнь, жизнь, о которой она мечтала, того, кто стал самым родным и близким вместе с Куртни, кто всегда помогал, поддерживал, заботился. Да, они часто ссорились, и она злилась и сердилась на него много раз. Но она знала, что в трудную минуту он был незаменим, что он всегда поддержит ее, не смотря ни на что. Она вспомнила, как он заботился о ней после инсульта, как облегчал ее страдания своим легким веселым нравом, заставляя смеяться над собой и своими проблемами, относиться легче к трудностям, не унывать. Куртни всегда была требовательной и жесткой, она скупо проявляла свои чувства, свою любовь. А Рэй нет. Он был совсем другим. С ним было так легко, так хорошо, так уютно. Тогда ей было легче с ним, чем с Куртни. Он ничего не требовал от нее, ни сил, ни мужества, ни борьбы с болезнью и бессилием, но вместе с тем, не требуя, именно он поднимал в ней это мужество, и силы, и желание бороться.

Его легкомыслие и озорство помогли ей. То, что он не заострял внимание на ее болезни и над тем, что с ней происходит, превращая все в трудное интересное испытание, проверку на выносливость и стойкость, в игру. В игру, в которую она с удовольствием с ним играла.