Он не говорил ей этого, но Кэрол поняла, что он принял твердое решение остаться с Куртни, со своей калекой-женой, потому что иначе поступить он попросту не мог. Не мог ее бросить
Джек тоже каждый день приходил узнать о состоянии Куртни, всегда в дежурство Кэрол, чтобы не встречаться с Рэем. Обычно Кэрол дежурила днем, а Рэй ночью. Джек тоже был необычно молчалив. Врачи пропускали его в палату, и Кэрол этому нисколько не удивлялась. Он приходил, смотрел на Куртни, тихо расспрашивал Кэрол о ней. Ни о чем другом они не говорили. Он садился на стул и, опустив голову, молчал. Наблюдая украдкой за ним, Кэрол гадала, какие мысли в эти мгновения у него в голове. О чем он думает? Что чувствует, смотря на женщину, которую сам отправил на эту больничную койку, уложив на ней уже навеки? После лет, прожитых с ним, он уже не был для Кэрол сплошной загадкой, и сейчас она видела, что он переживает. Можно сказать, очень переживает. И из-за случившегося, и за жизнь Куртни. Терзает ли его чувство вины, мучает ли совесть, или даже теперь она молчит? Хотя, как можно ждать раскаяния от человека, хладнокровно уничтожившего собственную мать и не на минуту не усомнившегося в правильности своего поступка. Он никогда и ничего не прощает другим, но все позволяет и прощает себе. И сейчас его вряд ли загрызут совесть и раскаяние.
И Кэрол отворачивалась от него, потому что не могла на него смотреть. Она никогда не заговаривала с ним первая, а отвечала сквозь зубы и чуть слышно, не пытаясь скрыть своей неприязни. И каждый раз с нетерпением ждала, когда он уйдет. Его присутствие стало для нее невыносимым. Она даже дышать спокойно не могла, когда он был рядом, и задыхалась от переполнявших ее чувств и эмоций. Он никогда не задерживался более десяти минут. Посидит, как в воду опущенный, и уходит.
Домой к ней он больше не приходил, не звонил, встреч не искал, если не считать ежедневные посещения больницы. Но сюда он приходил не к ней, а к Куртни. Он избегал взгляда Кэрол, но когда она на него не смотрела, она ощущала на себе его взгляд, и снова гадала, о чем он думает. Он стал как-то странно себя с ней держать, настороженно, на расстоянии. У Кэрол появилось непреодолимое ощущение, что он ее боится. Она знала, что это невозможно, но она не могла избавиться от этого чувства. Это показалось ей забавным и очень понравилось. Наверное, она произвела на него потрясающее впечатление, когда рассказала ему о том, что узнать было просто невозможно. И он теперь сбит с толку и не может понять, каким образом она все узнала, и как ему теперь вести себя с ней дальше, чего от нее ожидать. Короче, похоже, ей удалось выбить из колеи Джека Рэндэла, что никому и никогда не удавалось. И она злобно радовалась этой своей победе над ним. Только вряд ли он долго будет оставаться таким, как шуганутый растерявшийся зверек, вскоре снова встанет в стойку и покажет свои острые зубы.
Не смотря на несчастье с Куртни, Кэрол все-таки поехала на похороны Эмили. Более того, она позвонила Тимми, чтобы попросить его приехать. Услышав в трубке голос Даяны, она холодно поздоровалась и попросила к телефону ее брата.
— Что тебе от него надо? Он не будет с тобой разговаривать! — с ненавистью прошипела Даяна.
— Позволь мне самому решать, с кем мне разговаривать, — услышала Кэрол тихий голос Тима, а через секунду он уже поприветствовал ее в трубку.
— Привет, — она почему-то страшно смутилась, и все слова разом вылетели из головы, и она замолчала, пытаясь собрать их и высказать ему. Помолчав, Тим, видимо, сообразил, что она затрудняется сказать то, что хотела, и непринужденно спросил:
— Как дела?
— Дела? — эхом отозвалась Кэрол. — Куртни разбилась.