Сколько раз Кэрол испытывала отчаянный порыв убежать подальше от Куртни, потому что ей казалось, что одним только своим присутствием она отбирает у нее жизнь, которая и без того еле теплилась в искалеченном теле. Уйти и увести за собой смерть. Но она не могла заставить себя это сделать. Она готова была ползать по полу на коленях и обливать его слезами, жаться к Куртни, как преданная собака, любви которой не было границ, но не покинуть ее. О, если бы только она могла отдать свое здоровье, свою жизнь вместо нее, и искупить тем самым свою вину перед ней за все то горе, которое ей причинила, отблагодарить за любовь, за свою спасенную жалкую жизнь. Вот чем она отплатила этой женщине за ее доброту, причинив самое большее зло, которое могло постигнуть Куртни — потерять любимого мужчину, которым она жила, и оказаться на этой больничной койке со сломанным телом и сломанной жизнью. Могло ли приключиться с нею что-либо худшее? Куда хуже. Кэрол постоянно преследовали видения из сна, она слышала плач Куртни, которая никогда не плакала, слышала ее слова: «Это все из-за тебя!». И Кэрол чувствовала, что с каждой слезой из нее вытекает жизнь. И она роняла их на руку Куртни, жел, чтобы она впитала в себя эти капельки ее жизни.
— Возьми, возьми, Куртни, — молила она. — Возьми мои силы, мою жизнь. Прими мою любовь, мою благодарность, не будь со мной так жестока. Ты же знаешь, что никогда я себя не прощу, никогда. Как смогу я жить после того, что сделала с тобой? Забери, Куртни, мою жизнь, и спаси этим мою душу…
Она ненавидела Джека, но себя она ненавидела еще сильнее. Ненавидела так, как никогда и никого на свете. Она и раньше то не питала сама к себе особой любви и приязни, а теперь… Теперь не было ничего темнее и страшнее того, что было у нее в душе. На этот раз бремя
Что-то корчилось и умирало в ней, когда она смотрела на Куртни.
То умирала Кэрол. Кэрол, которая стремилась быть благодарной, и за любовь отдававшая все свое сердце, всю себя, без оглядки, мечтавшая отдать за добро добром многократным и бесконечным. Кэрол, которая так боялась разочаровать или огорчить Куртни, которая так хотела, что бы она ею гордилась, которая больше всего боялась, что наступит момент, когда Куртни пожалеет о том, что пригрела ее у себя на груди, как только может пригреть женщина жалкого никчемного найденыша, выброшенного из этого мира, и стать ему матерью, вскормив и выходив. А найденыш вырос и убил ее.
Да, та Кэрол умирала в ней. И она не знала, что теперь в ней останется. Может теперь ее место займет Элен? Слишком часто она стала слышать о том, что она «как и ее мать». Да, она и сама это замечала. Она набросилась на Джека с ножом. Кэрол, кроткая, тихая, боязливая, на это была не способна. А Элен, жестокая, ненавистная, неуравновешенная и зверски злобная — да. Кэрол не хотела быть такой, как Элен. Но чувствовала и замечала, что все больше становиться такой же. Что это, наследственность, кровь, или подсознательное подражание матери? Она не понимала, почему Джек хочет быть с ней. В ней не осталось ничего хорошего, более того, ее неуравновешенность и вспышки жестокой агрессии делают ее опасной. Он называет ее маньячкой и грозится отправить в психушку, и между тем цепляется за нее изо всех сил. Зачем? Почему? Кэрол была отвратительна сама себе, и не могла представить, чтобы кто-то относился к ней иначе. Она всем причиняет столько зла, ее должны ненавидеть и гнать от себя прочь. И она вполне это заслужила.
Как можно причинять столько зла, когда пытаешься отвечать добром и любовью дорогим людям, когда хочешь видеть их счастливыми и здоровыми, а заставляешь их страдать, и плачешь от боли и горя вместе с ними? Кэрол недоумевала и не могла понять, как умудряется это делать.
Она заняла место в сердце Рэя, место, на котором должна была быть Куртни. А теперь Уильям Касевес говорит о том, чтобы она заняла еще и ее место в ее компании? Может, ей занять место Куртни в этом мире, в ее жизни?
Кэрол закачала головой, как будто Касевес только что протянул ей руку, чтобы увлечь в ад. Уильям вздохнул, восприняв ее отказ по-своему, как страх не справиться с такой должностью.
— Да, я тоже склонен думать, что ты не потянешь. Но отдавать кампанию в чужие руки… Нет, Куртни ни за что бы этого не допустила. Когда она очнется, мы с ней все обсудим. Она не сможет больше управлять так, как раньше. Конечно, она может делать это и лежа в постели, но этого будет не достаточно для того, чтобы все держать в своих руках и под контролем. Уверен, что мы придем с ней к согласию, что ее кресло должен теперь занять Рэй.
Старик улыбнулся, увидев изумленный, полный сомнений взгляд девушки.
— Рэй? Вы что, серьезно?
— Я не вижу другого варианта.
— Но это невозможно. Во-первых, он никогда на это не согласится, а во-вторых, он просто не сможет! Вы же сами знаете, какой Рэй!