Где апельсины зреют

— Дайте ему мдную монету и онъ сейчасъ-же запечетъ ее при васъ въ горячей лав. Это на память о Везуві. Вотъ мой проводникъ сдлалъ ужъ мн такую запеканку. Смотрите, какъ горячо. Еле въ рук держать можно, — говорилъ Перехватовъ.

— А ну его къ чорту и ко всмъ дьяволамъ съ этой запеканкой! У меня жена пропала, а онъ съ запеканкой лзетъ! О, Глафирушка, Глафирушка! Ну, погоди-жъ ты у меня!

А раскаты грома длались все сильне и сильне. Гулъ отъ грома стоялъ уже безостановочно.

— Прощай, жена! Прощай, матушка! Конецъ твоему Ивану Кондратьевичу наступаетъ! — шепталъ Конуринъ, еле передвигая ноги.

— И чего это ты все про свою жену ноешь! Хуже горькой рдьки надолъ! — накинулся на него Николай Ивановичъ.

— А ты чего про свою жену ноешь?

— Я дло другое… У меня жена невдь гд, на огнедышащей гор пропала, а твоя дома за чаемъ пузырится.

— Вонъ ваша супруга! Вонъ Глафира Семеновна! — указалъ Перехватовъ, протягивая руку впередъ.

— Гд? Гд? — воскликнулъ Николай Ивановичъ, оживляясь.

— А вонъ она на камн сидитъ и около нея стоятъ англичане. Вонъ молодой англичанинъ поитъ ее чмъ-то.

Николай Ивановичъ со всхъ ногъ ринулся было къ жен, но проводникъ въ калабрійской шляп удержалъ его на веревк, а проводникъ въ форменной фуражк схватилъ подъ руку и, крпко держа его, грозилъ ему пальцемъ. Началась борьба. Николай Ивановичъ вырывался. Къ нему подскочилъ Перехватовъ и заговорилъ:

— Что вы задумали! Здсь нельзя не по проложенной тропинк ходить… Того и гляди, провалитесь. Мой проводникъ говоритъ, что еще недавно одинъ какой-то богатый бразильскій купецъ провалился въ преисподнюю, вмст съ проводникомъ провалился.

Николай Ивановичъ укротился.

— Да вдь я къ жен… Ma фамъ, на фамъ… — указывалъ онъ на виднющуюся вдали группу англичанъ.

Проводникъ въ форменной фуражк взялъ его подъ руку и повелъ по проложенной тропинк. Конуринъ и Перехватовъ шли сзади. Конуринъ шепталъ:

— Святители! Пронесите! Спущусь внизъ благополучно — пудовую свчку дома поставлю.

LXI

Наконецъ Николай Ивановичъ, Конуринъ и Перехватовъ достигли группы англичанъ. Николай Ивановичъ рванулся отъ проводниковъ, растолкалъ англичанъ и чуть не съ кулаками ринулся на Глафиру Семеновну.

— Глашка! Тварь! Вдь это-же наконецъ подло, вдь это безсовстно! Какое ты имла право, спрашивается?.. — воскликнулъ онъ, но тутъ голосъ его оскся.

Глафира Семеновна сидла на камн, блдная, съ полузакрытыми глазами, безъ шляпки, съ разстегнутымъ корсажемъ. Молодой англичанинъ поддерживалъ ее за плечи, около нея суетилась англичанка и давала ей нюхать спиртъ изъ флакона, пожилой англичанинъ совалъ ей въ ротъ какую-то лепешечку, третій англичанинъ держалъ ея шляпку. Съ Глафирой Семеновной было дурно.

— Глаша! Голубушка! что съ тобой? испуганно пробормоталъ Николай Ивановичъ, перемняя тонъ.

Глафира Семеновна не отвчала. Англичанинъ, державшій въ рук шляпку Глафиры Семеновны, обернулся къ Николаю Ивановичу и, жестикулируя, заговорилъ что-то по англійски.

— Прочь! Ничего не понимаю, что ты бормочешь на своемъ обезьяньемъ язык. Глафира Семеновна, матушка, да что съ тобой приключилось?

— Охъ, домой, домой! Скорй домой… Внизъ… — прошептала она наконецъ.

— Была ты на кратер, что-ли? Опалило тебя, что-ли? допытывался Николай Ивановичъ.

— Была, была… Ужасъ что такое! Скорй внизъ…

— Да приди ты сначала въ себя… Какъ-же внизъ-то въ такомъ вид!.. Вдь до низу-то далеко…

— Я теперь ничего… Я теперь могу… отвчала Глафира Семеновна, отстраняя отъ себя флаконъ англичанки и пробуя застегнуть корсажъ.

— Все-таки нужно посидть еще немного и отдохнуть. Но ты мн все-таки скажи: опалило тебя?

— Нтъ, нтъ. Огонь до меня не хваталъ.

— Но что-же съ тобой случилось?

— И сама не знаю… Взглянула, увидала полымя и вдругъ все помутилось… Страшно…

— Ахъ, даже полымя? произнесъ Конуринъ и почесалъ затылокъ. — Господа, ужъ идти-ли намъ дальше?

— Да вдь ужъ пришли, такъ чего-жъ тутъ?.. Вонъ кратеръ, вонъ гд клтчатый англичанинъ съ проводникомъ стоитъ. Въ двадцати шагахъ отъ насъ, указывалъ Перехватовъ.

— А какъ-же жена-то? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Боже мой, да вдь это минутное дло. Заглянуть и назадъ. А около супруги вашей господа англичане побудутъ. А то подошли къ самому кратеру и вдругъ назадъ.

— Глаша! Теб ничего теперь? Можно мн на минутку до кратера добжать?

— Иди, но только Бога ради скорй назадъ.

— Въ моментъ. Вотъ теб бутылка зельтерской воды. Отпейся. Видишь, мужъ-то у тебя какой заботливый, воды теб захватилъ, а ты отъ него убжала.

— Да никуда я не убгала. Я вскочила въ вагонъ, а кондукторъ меня силой увезъ.

Пожилой англичанинъ, принявъ отъ Николая Ивановича бутылку зельтерской воды, принялся откупоривать ее карманнымъ штопоромъ.

— Такъ я сейчасъ… еще разъ сказалъ жен Николай Ивановичъ и крикнулъ Конурину:- Иванъ Кондратьичъ! Бжимъ…

— Нтъ, нтъ. Мн, братъ жизнь-то еще не надола! махнулъ рукой Конуринъ. — Люди въ обмороки падаютъ отъ этого удовольствія, а я вдругъ пойду? Ни за что. Храни Богъ, помутится и у меня въ глазахъ. Помутится, полечу въ огонь, а при мн векселей и денегъ почти на четыре тысячи. Я при твоей жен останусь.