Где апельсины зреют

Конуринъ не отвчалъ. Они шли по роскошному скверу, поражающему своей разнообразной флорой. Огромныя дерева камелій были усяны цвтами, желтли померанцы и апельсины въ темно-зеленой листв, высились пальмы и латаніи, топырили свои мясистыя листья — рога агавы, въ клумбахъ цвли фіалки, тюльпаны и распространяли благоуханіе самыхъ разнообразныхъ колеровъ гіацинты. — Ахъ, какъ хорошо здсь! Ахъ, какая прелесть! восхищалась Глафира Семеновна. — А вы, Иванъ Кондратьевичъ, ни на что это и не смотрите. Неужели васъ все это не удивляетъ, не радуетъ? Въ март мсяц и вдругъ подъ открытымъ небомъ такіе цвты! обратилась она къ Конурину, чтобы разсять его мрачность.

— Да чего-жъ тутъ радоваться-то! Больше полутораста четвертаковъ истинника въ какой-нибудь часъ здсь ухнулъ, да дома прикащики въ лавкахъ, можетъ статься, на столько-же меня помазали. Торжествуютъ теперь, поди, тамъ, что хозяинъ-дуракъ дло бросилъ и по заграницамъ мотается, отвчалъ Конуринъ.

— Скажите, зачмъ вы похали съ нами?

— А зачмъ вы сманили и подзудили? Конечно, дуракъ былъ.

Они вышли изъ сквера и очутились на набережной горной рки Пальона. Пальонъ быстро катилъ узкимъ потокомъ свои мутныя воды по широкому каменисто-песчаному ложу. Конуринъ заглянулъ черезъ перила и сказалъ:

— Ну, ужъ рка! Говорятъ, аристократическій, новомодный городъ, а на какой рк стоитъ! Срамъ, не рка. Вдь это уже нашей Карповки и даже, можно сказать, на манеръ Лиговки. Тьфу!

— Чего же плюетесь? Ужъ кому какую рку Богъ далъ, отвчала Глафира Семеновна.

— А зачмъ же они ее тогда дорогой каменной набережной огородили? Нечего было и огораживать. Не стоитъ она этой набережной.

— Ну, ужъ, Иванъ Кондратьичъ, вамъ все сегодня въ черныхъ краскахъ кажется.

— Въ рыжихъ съ крапинками, матушка, даже, покажется, коли такъ я себя чувствую, что вотъ тло мое здсь, въ Ницц, ну, а душа-то въ Петербург, на Клинскомъ проспект. Охъ, и вынесла же меня нелегкая сюда заграницу!

— Опять.

— Что опять! Я и не переставалъ. А что-то теперь моя жена, голубушка, дома длаетъ! вздохнулъ Конуринъ и прибавилъ:- Поди теперь чай пьетъ.

— Да что она у васъ такъ ужъ больно часто чай пьетъ? Въ какое-бы время объ ней ни вспомнили — все чай да чай пьетъ.

— Такая ужъ до сего напитка охотница. Она много чаю пьетъ. Какъ скучно — сейчасъ и пьетъ, и пьетъ до того, пока, какъ говорится, паръ изъ-за голенища не пойдетъ. Да и то сказать, куда умне до пара чай у себя дома пить, нежели чмъ попусту, зря, по заграницамъ мотаться, — прибавилъ Конуринъ и опять умолкъ.

XIV

Ступая шагъ за шагомъ, компанія продолжала путь. Показалось зданіе въ род нашихъ русскихъ гостиныхъ дворовъ съ галлереею магазиновъ. Они вошли на галлерею и пошли мимо магазиновъ съ самыми разнообразными товарами по части дамскихъ модъ, разныхъ бездлушекъ, сувенировъ изъ лакированнаго дерева въ вид баульчиковъ, бюваровъ, портсигаровъ, портмонэ съ надписями “Nice”. Все это чередовалось съ кондитерскими, въ окнахъ которыхъ въ красивыхъ плетеныхъ корзиночкахъ были выставлены засахаренные фрукты, которыми такъ славится Ницца. На всхъ товарахъ красовались цифры цнъ. У Глафиры Семеновны и глаза разбжались.

— Боже, какъ все это дешево! — восклицала она. — Смотри, Николай Ивановичъ, прелестный баульчикъ изъ пальмоваго дерева и всего только три франка. А портмонэ, портмонэ… По полтора франка… Вдь это просто даромъ. Непремнно надо купить.

— Да на что теб, душечка? Вдь ужъ ты въ Париж много всякой дряни накупила, — отвчалъ тотъ.

— То въ Париж, а это здсь. На что! Странный вопросъ… На память… Я хочу изъ каждаго города что-нибудь на память себ купить. Наконецъ, подарить кому-нибудь изъ родни или знакомыхъ. А то придутъ къ намъ въ Петербург люди и нечмъ похвастать. Смотри, какой бюваръ изъ дерева и всего только пять франковъ. Вотъ, купи себ.

— Да на кой онъ мн шутъ?

— Ну, все равно, я теб куплю. Вдь у меня деньги выигрышныя, даромъ достались. И засахаренныхъ фруктовъ надо пару корзиночекъ купить.

— Тоже на память?

— Пожалуйста не острите! — вскинулась на мужа Глафира Семеновна. — Вы знаете, что я этого не терплю. Я не дура, чтобы не понимать, что засахаренные фрукты на память не покупаютъ, но я все-таки хочу корзинку привезти домой, чтобы показать, какъ здсь засахариваютъ. Вдь цлый ананасъ засахаренъ, цлый апельсинъ, лимонъ.

И она стала заходить въ магазины покупать всякую ненужную дрянь.

— Больше тридцати двухъ рублей на наши деньги на сваяхъ выиграла, такъ смло могу половину истратить, — бормотала она.

— Да вдь въ Монте-Карло подешь въ рулетку играть, такъ поберегла-бы деньги-то, — сказалъ Николай Ивановичъ.

— А въ Монте-Карло я еще выиграю. Я ужъ вижу, что моя счастливая звзда пришла.

— Не хвались дучи на рать…

— Нтъ, нтъ, я ужъ знаю свою натуру. Мн ужъ повезетъ, такъ повезетъ. Помнишь, на святкахъ въ Петербург? На второй день Рождества у Парфена Михайлыча на вечеринк я четырнадцать рублей въ стуколку выиграла и вс святки выигрывала. И въ Монте-Карло ежели выиграю — половину выигрыша на покупки, такъ ты и знай. А то вдругъ восемьдесятъ франковъ выиграть и жаться!