— Выйдете здесь? — мистер Снейп припарковал машину в тени лип Орли-сквер, не доезжая до кинотеатра.
— Да, в самый раз, — Гарри вздохнул. Из машины вылезать не хотелось. Возможно, дело было не в машине, но юноша предпочел не думать об этом.
— Вы напишете ответы? — профессор кивнул на тетрадь, которую Гарри прижимал к груди.
— Да.
— Не спешите. Обдумывайте все, что будете писать.
— Хорошо.
— Гарри…
— Что?
— Нет, ничего.
— Спокойной ночи?
— Да.
— Что, да?
— Спокойной ночи.
— Я пошел?
— Гарри… А завтра вы…
— А вы хотите?
— Да.
В машине было тихо, как в опущенном под воду батискафе. По лобовому стеклу скользили странные блики — свет фонарей, пробивавшийся сквозь дрожащие листья липы, рисовал колдовские кружева на стекле и скользил бледными лучами по лицу профессора.
— Хорошо. Да. Ну, я пошел.
— Спокойной ночи, Гарри.
— Спокойной ночи, Се… мистер Снейп.
С трудом оторвав взгляд от совершенно черных в полумраке глаз мужчины, Гарри, наконец, выбрался из машины. Сквозь стекло он увидел поднятую ладонь — профессор махнул ему на прощанье. Черный Бентли свернул с обочины, влился в блестящий поток машин и неоновых огней и исчез.
Гарри смотрел ему вслед, пока не потерял из виду. Обманывать себя он уже не мог — это был лучший вечер в его жизни.
* * *
18. Добр ли Бог?
Гарри развернул тетрадь. Уже в который раз. Ему казалось, будто каждый раз он видит что-то новое. Какую-то часть души Северуса Снейпа, которую он не замечал и не знал раньше.
Почерк был похож и не похож на почерк студента Снейпа. В маленькой записке с расчетами буквы были очень аккуратные, строгие, вытянутые по вертикали, как упрямые стойкие солдатики, будто такой человек их и писал — целеустремленный, энергичный, собранный.
Почерк кардиохирурга Снейпа был другой — литеры заострились, легли вправо, и все же остались такими же четкими и разборчивыми. Будто солдатиков пригнуло к земле ураганом, но они не сдались, а только ощетинились штыками в невидимой борьбе. Теория Гарри о почерках врачей оказалась несостоятельной.
Профессор написал только два вопроса.
«Добр ли Бог, если Он допускает страдания? Чем провинился новорожденный ребенок, умерший в муках?»
Гарри с растерянностью смотрел на ощетинившиеся буквы. Солдатики не шутили. Они обвиняли Бога, бросали Ему вызов и требовали суда и справедливости.
Мысли юного евангелиста хлынули лавиной. Перед его глазами поплыли библейские строки — о первородном грехе, о смерти, о человеческой гордыне и непослушании Отцу. И вдруг, через быстро скользящие строки стихов Писания, как сквозь титры кинофильма, проступило искаженное мукой женское лицо. Лицо матери Лауры.
«Где моя дочь?»
Гарри долго не мог заснуть. Он прокручивал в голове десятки ответов на вопрос о божьей доброте. Кое-что дельное, с его точки зрения, даже записал на листок, чтобы не забыть. Чувствуя, что заснуть не удается, юноша отложил тетрадь и вытащил из-под подушки «Анатомию сердца и сосудов». Глава «Расположение коронарных артерий» подействовала безотказно — через десять минут юноша смежил ресницы, его дыхание стало тихим и ровным. Добрый Бог послал юному христианину долгожданный сон — короткий отдых перед новыми испытаниями, уготованными Отцом.
* * *
— Что значит, у вас нет мобильного? Вы что, отшельник из Гималаев? Африканский масай? Вам денег дать, чтобы вы его купили?
Гарри таращил глаза и хватал воздух ртом. Он никогда бы не подумал, что профессор Люпин способен кричать.
— Я куплю, я просто не думал, что...
— А вы думайте! Полезное занятие! — сердито сказал Люпин. — Через двадцать минут операция! Никаких коридоров и туалетов! Бегом!
Гарри ринулся в оперблок. На его счастье, там возился Хагрид с передвижным воздухоочистителем.
— Предварительную уборку я закончил, — вместо приветствия сказал он.
Гарри привык к тому, что многие в отделении не здоровались — ночные дежурства переходили в дневные бдения, и никого не волновало, виделись ли сотрудники вчера или встретились утром.
Гарри достал из специального шкафа дезинфицирующие средства и, сняв чехлы с операционного стола и аппаратуры, бросился протирать поверхности. Хагрид не уходил, покончив с лампой, он возился с пультом очистителя воздуха, тыкая толстенными пальцами в маленькие кнопки.
— Почему ты домой не идешь?
Хагрид покачал головой.
— Не пустили. Тебя не было, ну а тут внеплановый мальчик у нас. Через пятнадцать минут. Сейчас пойду, кнешна.
— Я сегодня даже раньше пришел, — Гарри тщательно тер столик для инструментов.
— Его в четыре утра привезли. Консилиум собрали, все на ушах, — хмуро сказал Хагрид.
— Консилиум?
— Ну да. Решали всей командой, что делать и как делать. Плохой случай, значитца.
— Опять две бригады? — взволновался Гарри. — А что с мальчиком?
— Не знаю. Он у нас уже оперировался. Три месяца назад. Доктор Блэк ему боталлов проток перевязывал. Кто его знает, что сейчас, — вздохнул великан.
— Доктор Блэк ведь хороший специалист?
— Я б ему не дал даже хвост своей собаке укоротить, — буркнул Хагрид. — Хороший. Ребенка зарезал по глупости. Доктор Снейп на него жалобу накатал, ну и сел он на три года. Мало дали, удивляюсь.