Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Боль в шраме достигла пика. Шрам горел так же, как недавно в саду в Норе. Сквозь туман он услышал голос Гермионы:

— Я не хочу быть одна. Может, мы ляжем в спальные мешки, которые я взяла с собой, и расположимся сегодня прямо здесь?

Он услышал, что Рон согласился. Больше сопротивляться боли он не мог, ему пришлось подчиниться ей.

— Я в ванную, — пробормотал Гарри и вышел из комнаты так быстро, как только мог, почти бегом.

Ему едва удалось это сделать: дрожащими руками он закрыл за собой дверь на задвижку, и, задыхаясь, упал на пол в приступе агонии. Гарри почувствовал, как ярость, не принадлежащая ему, завладела его душой. Он увидел длинную комнату, освещённую лишь светом камина, огромного светловолосого пожирателя смерти, кричащего и корчащегося от боли, и фигуру более худого человека, стоящего над ним с протянутой палочкой, а Гарри говорил высоким холодным, беспощадным голосом:

— Что-нибудь ещё, Роул, или мы покончим с этим и скормим тебя Нагини? Лорд Волдеморт не уверен, что простит на этот раз. Вы позвали меня для этого? Чтобы сказать, что Гарри Поттер снова смог сбежать? Драко, дай Роулу ещё раз почувствовать, как мы недовольны… Делай, что я сказал, или сам почувствуешь на себе мою ярость!

В камин упало полено, пламя вспыхнуло, осветив бледное заострённое, полное ужаса лицо. Гарри почувствовал себя так, как будто только что вынырнул из глубины, глубоко вздохнул и открыл глаза.

Он лежал распростёртый на холодном чёрном мраморном полу, практически уткнувшись носом в один из серебряных змеиных хвостов, поддерживающих большую ванную. Он сел. Измождённое, перепуганное лицо Малфоя, казалось, горело в его глазницах. Гарри было плохо от того, что он только что видел, как Волдеморт использует Драко.

В дверь резко постучались, и Гарри подскочил от пронзительного голоса Гермионы:

— Гарри, тебе нужна твоя зубная щетка? Я принесла!

— Отлично, спасибо! — сказал он, с трудом заставляя свой голос звучать как обычно, и еле поднялся, чтобы впустить её внутрь.[9]

Глава 10. История Кричера

Гарри проснулся ранним утром. Завёрнутый в спальный мешок, он лежал на полу гостиной. В просвете между шторами виднелся кусочек неба. Небо было холодного синего цвета, цвета разбавленных чернил, каким оно бывает только между ночью и рассветом. Кругом было тихо, слышалось только глубокое, медленное дыхание Рона и Гермионы. Гарри видел лишь их тёмные тени на полу. Накануне вечером Рон проявил галантность и настоял, чтобы Гермиона спала на диванных подушках, поэтому её силуэт возвышался над силуэтом Рона. Рука Гермионы лежала на полу, её пальцы были в дюйме от пальцев Рона. Гарри пришло в голову, не уснули ли они, держась за руки. От этой мысли он почувствовал себя удивительно одиноким.

Он посмотрел вверх, на тёмный потолок, на затянутую паутиной люстру. Менее чем сутки назад Гарри стоял, освещённый солнечным светом, у входа в шатёр, ожидая свадебных гостей, чтобы провести их внутрь. Казалось, это было в другой жизни. Что теперь произойдёт? Он лежал на полу и думал о крестражах, об устрашающе трудном поручении, которое Дамблдор оставил ему. Дамблдор…

Горе, которое овладело им, когда Дамблдор умер, теперь ощущалось как-то иначе. Обвинения, услышанные от Мюриэль на свадьбе, казалось, засели в уме как болячки, отравляя память о волшебнике, которого Гарри боготворил. Мог ли Дамблдор допустить, чтобы случилось подобное? Неужели он, как Дадли, был согласен наблюдать за пренебрежением и оскорблением, пока его это не касалось? Мог ли он отвернуться от сестры, заключённой и скрытой от людских глаз?

В темноте Гарри думал о Годриковой Лощине, могилах, о которых Дамблдор никогда не упоминал, он думал о мистических вещах, которые тот оставил без объяснений в своём завещании, и чувство обиды переполняло его. Почему Дамблдор не сказал ему? Почему не объяснил? Заботился ли вообще Дамблдор о Гарри? Или Гарри был не больше, чем инструмент, который затачивают и полируют, но в котором сомневаются и которому никогда не доверяют?

Лежать здесь, в обществе лишь горьких мыслей — этого Гарри не мог вынести. Отчаянно желая сделать хоть что-нибудь, чтобы отвлечься, он выскользнул из спального мешка, поднял свою волшебную палочку и выбрался из комнаты. На лестничной площадке Гарри прошептал Lumos и при свете палочки стал подниматься по ступенькам.

На втором этаже была спальня, в которой они с Роном спали в свой предыдущий приезд сюда. Гарри заглянул туда. Дверцы гардероба были распахнуты, а всё постельное бельё была разорвано и валялось на полу. Гарри вспомнил перевёрнутую ногу тролля на первом этаже. Кто-то обыскивал дом после того, как Орден его оставил. Снейп? Или, возможно, Мундунгус, который многое стянул из дома и до, и после смерти Сириуса? Взгляд Гарри упёрся в портрет, на котором иногда появлялся Финеас Нигеллус Блэк, прапрадед Сириуса, но сейчас портрет был пуст, на нём не было ничего, кроме мутного фона. Финеас Нигеллус, несомненно, проводил ночь в кабинете директора Хогвартса.