«Ну… ну конечно», – согласился Гарри. Почти Безголовый Ник расплылся в улыбке.
«День рождения привидения? – с интересом переспросила Эрмиона, когда Гарри, наконец, переоделся и присоединился к ней и Рону в гостиной. – Готова поспорить, не много найдется живых, кто сможет сказать, что побывал на таком празднике – это будет замечательно!»
«К чему отмечать день, в который умер? – заметил Рон, находившийся на середине домашнего задания по алхимии и оттого пребывавший не в духе. – По мне, так это смертельно мрачно…» Дождь всё ещё хлестал по окнам, ставшим чернильно-чёрными, но внутри было ярко и радостно. Огонь в камине отбрасывал блики на бесчисленные мягкие кресла, в которых ученики читали, беседовали, делали домашние задания или, как в данный момент Фред и Джордж Висли, пытались выяснить, что получится, если скормить саламандре фейерверк Флибустьера. Фред спас оранжевую, живущую в огне ящерицу из класса по уходу за магическими животными, и теперь она мягко тлела на столе, окружённая толпой любопытных. Гарри как раз собирался поведать Рону и Эрмионе о Филче и курсе Быстромаг, когда саламандра со свистом внезапно взлетела в воздух и, исторгая искры и громкие хлопки, заметалась по комнате. Образ Перси, до хрипоты орущего на Фреда и Джорджа, сноп оранжевых искр у саламандры изо рта, её побег в камин с последовавшей оттуда серией взрывов, выбили у Гарри из головы и Филча, и конверт от «Быстромага». К моменту наступления Хэллоуина Гарри уже пожалел о своём поспешном обещании пойти на годовщину смерти. Все остальные в школе с удовольствием предвкушали Хэллоуин; Большой зал был, как обычно, декорирован живыми летучими мышами, из здоровенных тыкв Хагрида вырезали фонари такого размера, что в каждом могли уместиться трое мужчин, а ещё ходили слухи, что Дамблдор пригласил труппу танцующих скелетов.
«Обещание есть обещание, – напомнила Эрмиона начальственным тоном. – Ты сказал, что пойдёшь на годовщину». Итак, в семь часов вечера Гарри, Рон и Эрмиона миновали двери в Большой Зал, полный народа, завлекающе поблёскивающий золотыми блюдами и свечами, и вместо него направились к подземельям. Хотя проход, ведущий на вечеринку Почти Безголового Ника, тоже был украшен свечами, впечатление он производил безрадостное: это были длинные, тонкие, абсолютно чёрные свечки, горевшие ярким голубым светом, отбрасывая туманный, призрачный отблеск даже на их живые лица. Температура падала с каждым шагом. Гарри поёжился, плотнее запахнул мантию, и в тот же момент услышал звук, как если бы тысяча ногтей скребла по огромной классной доске.
«Должно быть, это музыка?» – прошептал Рон. Они зашли за угол и увидели Почти Безголового Ника, стоявшего в двери, занавешенной чёрными бархатными портьерами.
«Дорогие друзья, – скорбно произнес он. – Добро пожаловать, добро пожаловать… я так рад, что вы смогли прийти…» Он сорвал шляпу с плюмажем и с поклоном пригласил их войти. Их глазам открылось невероятное зрелище. Темница была заполнена сотнями жемчужно-белых прозрачных людей, в основном кружащихся над заполненной танцплощадкой, вальсируя под ужасный дрожащий звук, издаваемый тремя десятками музыкальных пил, на которых играл оркестр, расположенный на задрапированном чёрным возвышении. Над их головами сияла голубым светом люстра на добрую тысячу свечей. Их дыхание превращалось в туман; было похоже на холодильник.
«Может, осмотримся?» – предложил Гарри, мечтая согреть ноги.
«Осторожно, не пройди сквозь кого-нибудь», – нервно сказал Рон, и они двинулись вдоль края танцплощадки. Они прошли мимо угрюмых монахинь, оборванца в цепях и Толстого Фриара, добродушного призрака Хаффлпаффа, беседовавшего с рыцарем с торчавшей изо лба стрелой. Гарри не удивился, увидев, что все остальные призраки широко расступаются перед Кровавым Бароном – худым, покрытым серебристыми пятнами крови призраком Слитерина с пристальным взглядом.
«О, нет – воскликнула Эрмиона, внезапно останавливаясь. – Пошли обратно, обратно, я не хочу разговаривать с Мрачной Миртл…»
«С кем?» – переспросил Гарри, когда они быстро двинулись в противоположную сторону.
«Она обретается в одной из кабинок в женском туалете на втором этаже», – пояснила Эрмиона.
«Обретается в туалете?»
«Да. Он не работает весь год, потому что с ней постоянно случаются истерики и она всё затапливает. Я стараюсь не появляться там без крайней необходимости; это ужасно, пытаться писать, когда она перед тобой стонет…»