Гарде и шах

— Никаких «но»! Я не хочу потерять отца, папа, запомни это раз и навсегда! Сегодня… вернее, вчера, я уже думала, что потеряла тебя. Не заставляй ни меня, ни Андре переживать это снова, — на последних словах голос девушки зазвучал глуше, и Альберт тяжело вздохнул. Такому напору сопротивляться было невероятно затруднительно и почти невозможно; какие еще привести аргументы, мужчина не знал.

— Я ведь должен помочь… — попытался еще возразить он, однако, на сей раз оказался прерван младшим из своих племянников.

— Они сами справятся, дядя, — безапелляционно заявил Людовик и, воодушевленно взмахнув рукой, широко улыбнулся, — А я когда-то помогал тебе готовить бессмертие, помогу и на сей раз. И, кстати, у тебя еще останется в запасе целый день для восстановления сил — цени милость Чеслава!

— Ежа ему в брюки, — сумрачно вставил Чарли.

Альберт, высказыванием капитана изрядно позабавленный, хмыкнул и, скрывая улыбку, слегка покачал головой.

— Суровый у вас нрав, капитан. Что ж… — он обвел взглядом всех, столь категорично настроенных в его отношении людей и неспешно кивнул, — Хорошо. Если все вы, дети мои, желаете, чтобы я проявил заботу о себе вместо того, чтобы помогать вам — так тому и быть. Но у меня есть одно условие… — маг медленно повернулся, устремляя взгляд на дочь и зятя, — Вы оба примете предложение Луи и выпьете зелье, которое продлит ваши жизни на века. Я не хочу пережить вас, мои дети.

Эрик, которого мастер, не задумываясь, записал в свои отпрыски, тонко улыбнулся и, переглянувшись с супругой, медленно склонил подбородок. Против такого расклада граф, после некоторых раздумий и ввиду сложившейся ситуации, больше не возражал.

* * *

Маленький Анри выскользнул из замка совершенно незаметно для взрослых, занятых своими делами и проблемами. Он не боялся внезапного нападения страшного рыжего оборотня — он слышал, что тот обессилен сейчас, он не боялся и новой встречи с пауком — он слышал, что тот больше не опасен. И, в связи со всем этим, он совершенно не понимал, почему ему до сих пор запрещают покидать замок и гулять по хорошо знакомому лесу.

Он родился здесь, он бродил между деревьев, окружающих Нормонд, не раз и не два, то один, то в сопровождении кого-то из взрослых и абсолютно не боялся заплутать в них. Он скучал по запаху прелой травы, по шороху сухих листьев под ногами, скучал по лесным ароматам и звукам, он тосковал по живой природе и не мог больше оставаться среди каменных стен.

Он понимал, что поступает плохо. Сознавал это очень хорошо, но все равно не был способен устоять.

Сегодня, когда он оказался один в холле, когда сквозь щель между входных дверей до него долетело мягкое и нежное дыхание осеннего ветерка, он не смог удержаться.

И вот, теперь он был здесь. В лесу, таком любимом и знакомом лесу, брел по опавшей листве, по сухим иголкам, любовался игрой осенних красок, слушал щебет птиц и шорох невидимых зверей… Он наслаждался жизнью, отдыхал сердцем и душою, и совершенно не жалел о том, что столь бессовестно нарушил наказ матери не покидать Нормонд.

Встретить кого-то в этих местах паренек не ожидал, даже не думал, что здесь кто-то может вдруг оказаться, поэтому, завидев среди деревьев чью-то фигуру, поспешил спрятаться в кустах.

Фигура медленно приблизилась, превращаясь в женщину — очень печальную, заплаканную и усталую женщину, чье лицо поражало какой-то привычной безнадежностью, и остановилась, глядя сквозь ветви на замок.

С губ ее сорвался слабый вздох, обернувшийся рыдающим стоном, и мальчик не выдержал.

Ребенком он был добрым, чутким к чужим страданиям и позволить незнакомке плакать у него на глазах не мог.

— Почему вы плачете? — его звонкий голос нарушил печальное уединение женщины, заставляя ее вздрогнуть и перевести взгляд на юного собеседника. Грусть в ее глазах сменилась недоверчивым изумлением, тенью какой-то невероятной догадки, и она растерянно заморгала.

— Кто ты, мальчик?

— Анри, — паренек, не видя смысла скрывать свое имя, пожал плечами, — Я живу в том замке, на который вы смотрите. Но почему вы плачете? Вы ударились, вам больно?

Женщина слабо улыбнулась и, опустив голову, тяжело вздохнула.

— Да… мне больно, мальчик мой, очень больно… как, должно быть, и тебе, — она подняла взгляд и заметив на лице маленького собеседника недоумение, чуть слышно прибавила, — Твой дедушка… я слышала, что он… он…

Анри удивленно вскинул брови. О том, что дедушка жив, он уже знал и даже успел посидеть у него на коленях перед тем, как сбежал из замка, поэтому сейчас испытывал самое искреннее изумление.

— А что дедушка? Он жив, если вы об этом, хорошо себя чувствует. Ой… — внезапно сообразив, что болтать слишком много, наверное, не стоило бы, тем более, что говорит он с незнакомой дамой, мальчишка прикрыл рот ладонью, — А вам зачем?..

— Жив?.. — женщина, словно и не услышав вопроса мальчика, неуверенно улыбнулась и, вглядевшись в него, как будто в поисках подвоха, заулыбалась шире, — Антуан жив! О, Боже, какое великое счастье! Мой сын, мой мальчик…