Гамзатов против Адалло

«Тогда ты должен сказать всю правду, как было», — сказал я ему «Я офицер милиции и как могу теперь изменить свое объяснение», — и посмотрел прямо в мои глаза. «В первую очередь ты горец, потом пусть будешь офицером милиции, мужчина должен сказать правду», — настоял я на своем. Когда же он отказался изменить свое первоначальное объяснение, я задал и второй вопрос. «За это преступление я получу максимум 5 лет, может и один год, — Когда я освобожусь, если останусь жив, ты кого хотел бы видеть во мне — друга или врага? «Такого человека как ты, я бы хотел видеть в друзьях», — сказал он чистосердечно. «Если так, ты напишешь о происходившем, как было на самом деле, и передашь следователю, — сказал я ему. Он и написал все заново, изменив свое первоначальное объяснение.

Судебное заседание состоялось прямо в кабинете судьи. Не пригласили ни одного свидетеля. Потерпевший рассказал все, как было на самом деле. Мне назначили наказание 2 года условно. Судья признался, что было давление на него сверху. Меня уволили также и с работы. Один большой чиновник признался мне, что все это и было для этой цели — сделанная провокация.

Анварбека больше я не видел. Мне рассказали о том, что после этого происшествия, он по-пьянке остался ночью на морозе и от простуды умер.

Заказ

Опять я попал в непредвиденную ситуацию. Нет работы, произведения мои не публикуют, — как будто меня нет на свете. Решил встретиться с Р. Гамзатовым. «Ты — талантливый поэт, но у тебя нет идейных произведений, — сказал он мне. — У нас очень известным человеком был революционер Муслим Атаев. Если ты напишешь поэму о нем, то обком КПСС изменит свое отношение к тебе».

Я понял намерение Расула: как и все писатели и поэты хвали партию, коммунизм, критикуй прошлое, традиции отцов, религию. Иначе тебе нет другого пути. Меня же обвиняли в пьянстве и хулиганстве. О, Аллах, ты все видишь, не был я пьяницей, не был и хулиганом. Был ли беспечным? Да, был. Легковерным? Да, был. Много уроков преподнесла мне жизнь, но веру в людей я не потерял. Это было моим оружием, это было и недостатком.

Я долго думал. Если перешагнуть себя, передо мною откроется широкая дорога: должность, квартира, машина, звании и почести и т. д. Люди станут уважать меня, для родственников стану примерным и умным человеком… Расул прав, я решительно перешагну через себя, попробую.

Начал изучать жизненный путь Муслима Атаева. Его сын Дибир (ученый-археолог) был моим хорошим приятелем. И на самом деле, Муслим оказался мужественным и чистосердечным человеком. Он получил хорошее образование. Особенно меня поразила его стойкость при допросах в ЧК, не потерял достоинства. Но каким бы героем Атаев не был, когда я приступал к написанию поэмы, что-то непонятное отталкивало меня от письма. Когда же насильно заставлял себя думать и писать, испортил много бумаги, порвав в клочки написанное. Одним словом, даже и четыре строки не вышло из-под моего пера.

Когда с поэмой об Атаеве у меня ничего не вышло, пришлось взяться за даргинского революционера и поэта Рабадана Нурова. «Если аварский поэт напишет поэму о даргинце, то это станет интернациональным поступком», — сказал мне Расул.

И я хотел как-нибудь выйти из создавшегося трудного положения. С этой целью без желания я приступил к написанию поэмы. Вышло натянутое высосанное из пальца произведение.

Теперь думаю, как же хорошо вышло, что я не смог написать об этих людях. Аллах меня спас. Как бы сегодня пришлось покраснеть за это. Я не скажу, что это были плохие люди. Они тоже были обмануты большевистской пропагандой. Я искренне хотел выполнить поручение Р. Гамзатова. Теперь мое мнение раздвоилось — искренне ли хотел Расул помочь мне, или…

Хелеко (Петух)

Р. Гамзатов ехал в Москву. Чтобы провожать поэта, перед его домом на улице М. Горького собралось много людей — чиновники, родственники, друзья. Среди толпы бегала и озорничала одна из трех дочерей Расула. Вдруг в соседнем дворе кукарекал петух. «Вот он городской х1елеко (петух), что не знает своего часа», — сказал один из собравшихся. «Дяденька, что такое Х1ЕЛЕКО?» — спросила девочка у одного родственника Расула. Как раз в этот момент из ворот вышел Расул, и тот молодой человек показал пальцем на него и сказал: «Вон твой папа, иди и спроси его, что такое х1елеко?». А те, кто слышал этот разговор, от души посмеялись. Неужели они вспомнили слова Расула: «Если завтра суждено умереть родному языку, пусть сегодня от разрыва сердца умру я»?

«Ректор»

Нас пятерых пятикурсников вот-вот заканчивающих Литературный институт в Москве, демонстративно исключили из него. Большой скандал и ажиотаж подняли вокруг нас «бунтарей». Пришли прямо в институт чрезвычайные комиссии из ЦК КПСС, ЦК ВЛКСМ, Союзов писателей СССР и РСФСР, созвали общее собрание института. К счастью, отбросив политическую окраску «происшествия», «наше дело» переквалифицировали в хулиганство, иначе бы нам грозило лишение свободы.