Что? Нет, вы слушайте, прошу вас,
«Ах, он умер, госпожа,
Он — холодный прах;
В головах зеленый дерн,
Камешек в ногах».
Милая…
Нет, слушайте, прошу вас.
«Саван бел, как горный снег…»
Увы, взгляните, государь!
«…Цветик над могилой;
Он в нее сошел навек,
Не оплакан милой».
Как поживаете, мое дитя?
Хорошо, спасибо! Говорят, у совы отец был хлебник.62 Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать. Благослови бог вашу трапезу!
Мысль об отце.
Пожалуйста, не будем говорить об этом; но если вас спросят, что это значит, вы скажите.
«Заутра Валентинов день,63
И с утренним лучом
Я Валентиною твоей
Жду под твоим окном.
Он встал на зов, был вмиг готов,
Затворы с двери снял;
Впускал к себе он деву в дом,
Не деву отпускал».
О милая Офелия!
Да, без всяких клятв, я сейчас кончу.
«Клянусь Христом, святым крестом.
Позор и срам, беда!
У всех мужчин конец один;
Иль нет у них стыда?
Ведь ты меня, пока не смял,
Хотел женой назвать!»
Он отвечает:
«И было б так, срази нас враг,
Не ляг ты ко мне в кровать».
Давно ль она такая?
Я надеюсь, что все будет хорошо. Надо быть терпеливыми; но я не могу не плакать, когда подумаю, что они положили его в холодную землю. Мой брат об этом узнает; и я вас благодарю за добрый совет. — Подайте мою карету! — Покойной ночи, сударыня; покойной ночи, дорогие сударыни; покойной ночи, покойной ночи.
Прошу тебя, следи за ней позорче.
Вот яд глубокой скорби; смерть отца —
Его источник. — Ах, Гертруда, беды,
Когда идут, идут не в одиночку,
А толпами. Ее отец убит;
Ваш сын далек, неистовый виновник
Своей же ссылки; всполошен народ,
Гнилой и мутный в шепотах и в мыслях,
Полониевой смертью; было глупо
Похоронить его тайком; Офелия
Разлучена с собой и с мыслью светлой,
Без коей мы — лишь звери иль картины;
И, наконец, хоть стоит остального, —
Лаэрт из Франции вернулся тайно,
Живет сомненьем, кутается в тучи,
А шептуны ему смущают слух
Тлетворною молвой про смерть отца;
И, так как нет предмета, подозренье
Начнет на нас же возлагать вину
Из уст в уста. О милая Гертруда,
Все это, как картечь, мне шлет с избытком
Смерть отовсюду!
Боже, что за шум?
Швейцары где? Пусть охраняют дверь.
Что это там?
Спасайтесь, государь!
Сам океан, границы перехлынув,
Так яростно не пожирает землю,
Как молодой Лаэрт с толпой мятежной
Сметает стражу. Чернь идет за ним;
И, словно мир впервые начался,
Забыта древность и обычай презрен —
Опора и скрепленье всех речей, —
Они кричат: «Лаэрт король! Он избран!»
Взлетают шапки, руки, языки:
«Лаэрт, будь королем, Лаэрт король!»
Визжат и рады, сбившись со следа!
Назад, дрянные датские собаки!
Взломали дверь.
Где их король? — Вы, господа, уйдите.
Нет, допустите нас.
Прошу, оставьте.
Ну, хорошо.
Спасибо. Дверь стеречь. —
Ты, мерзостный король, верни отца мне!
Спокойно, друг.
Когда хоть капля крови
Во мне спокойна, пусть зовусь ублюдком;
Пусть мой отец почтется рогачом
И мать моя здесь, на челе безгрешном,
Несет клеймо блудницы.
Что причиной,
Лаэрт, что ты мятежен, как гигант?64 —
Оставь, Гертруда; нет, за нас не бойся;
Такой святыней огражден король,
Что, увидав свой умысел, крамола
Бессильна действовать. — Скажи, Лаэрт,
Чем распален ты так? — Оставь, Гертруда, —
Ответь мне.
Где мой отец?
Он умер.
Но король
Здесь ни при чем.
Пусть обо всем расспросит.
Как умер он? Я плутен не стерплю.
В геенну верность! Клятвы к черным бесам!
Боязнь и благочестье в бездну бездн!
Мне гибель не страшна. Я заявляю,
Что оба света для меня презренны,
И будь что будет; лишь бы за отца
Отмстить как должно.
Кто тебя удержит?
Моя лишь воля; целый мир не сможет;
А что до средств, то ими я управлюсь,
И с малым далеко зайду.
Лаэрт,
Ты хочешь знать всю правду про отца.
Но разве же твое отмщенье — в том,
Чтоб, как игрок, сгрести врага и друга,
Тех, чей барыш, и тех, кто проиграл?
Нет, лишь его врагов.
Ты хочешь знать их?
Его друзей я заключу в объятья;
И, жизнью жертвуя, как пеликан,
Отдам им кровь свою.
Ты говоришь
Как верный сын и благородный рыцарь.
Что я вполне невинен в этой смерти
И опечален ею глубоко,
То в разум твой проникнет так же прямо,
Как свет в твои глаза.
Впустить ее!
Что там за шум?
Зной, иссуши мне мозг!
Соль семикратно жгучих слез, спали
Живую силу глаз моих! — Клянусь,
Твое безумье взвесится сполна,
Пока не дрогнет чаша.65 Роза мая!
Дитя, сестра, Офелия моя! —
О небеса, ужель девичий разум
Такой же тлен, как старческая жизнь?
В своей любви утонченна природа —
И вот она шлет драгоценный дар
Вослед тому, что любит.