Гамбит. На сером поле

– Малыш, скажи что-нибудь, ты так долго молчишь, – ласково и натянуто позвал он, прислонившись лбом к двери, точно так же как это делала она с другой стороны.

Нутро Лиама трепыхалось и не от похмелья. Он ждал ее ответа. Не часто он прибегал к таким методом манипуляций. Это по большей части были методы его отца и брата, а он же совсем не такой, как эти жлобы и снобы. Он просто милый парень, которого никто никогда не понимал. Он улыбался естественнее Адама, очаровывал с первого вздоха, располагал к себе одним лишь своим присутствием, распахнутыми темно-зелеными глазами, милой улыбкой и честными высказываниями. Окружающие всегда сочувствовали Лиаму и жалели его, что Адам – его пример и первый во всем, отец постоянно давит, мать назойливо опекает. Все и вокруг всегда доверяли ему, думая, что он не такой, как остальные представители его семьи. Верили и жестоко ошибались. Да, он не такой. Он хуже. Он лжет изворотливей и правдоподобней брата, подчиняет своей воле быстрее и надежнее Грегори, располагает к себе, как София. В этом он мать не превзошел, но какие его годы.

За пеленой его манипуляций никто ничего не замечал. Настолько они выходили естественными. Никто, кроме нее – той, на которой он сейчас так умело все это применил: ложь, обман, подлог, пустые обещания, втереться в доверие и использовать. Самое страшное, он до последнего надеялся, что Эванс не поверит ему. Пошлет лесом и без карты, увидит весь его блеф, в котором блефа было не так уж и много на этот раз. Лиам надеялся, что его обман раскроется, и боялся этого одновременно. Момент истины настал. Той истины, которой Лиам и сам до конца не хотел знать.

– Милая, – позвал он ее через дверь. – Не молчи, пожалуйста, – поторопил он ее, почти умоляя, и сам себя за это возненавидел. Слишком натурально у него все получалось, и самому стало от этого противнее, чем от ужасного похмелья.

Она так и не ответила, и Ларссон уже смирился с провалом, налегая лбом на ободранную дверь. До боли, до царапин, до треснувших сводов черепа, лишь бы все это прекратилось, но тишина так отдавалось звоном в ушах и пульсирующей в висках болью. Дверь открылась настолько резко, что он не устоял на коленях и приземлялся ладонями на кафель, перегнувшись через порог ванной.

– Я подумаю, – сухо бросила Эванс, когда его голова едва коснулась ее коленей и чуть не сбила девушку с ног.

– Серьезно? – сам не веря собственному успеху, Лиам поднял на нее голову и тут же поморщился от спазмов в сосудах, ударивших болью.

– Да, – процедила она сквозь зубы, перешагивая через молодого человека, перегородившего проход в комнату.

Немного очухавшись от резкого падения Лиам выпрямился, обдумывая ее слова. Решительно не понимая, что он получил: вроде бы неохотное «да» или все еще твердое «нет», он потребовал разъяснений:

– Я ведь не шутил, – все еще стоя на коленях, Ларссон сам не верил, что у него опять получилось поиметь кого-то, даже не расчехляясь, как он обычно поступал.

– Я в курсе, – злобно прошипела Эванс в ответ откуда-то из недр шкафа.

– В курсе? – Лиам ожидал несколько иной реакции.

Он – младший наследник огромного состояния, гордость, ну или гордость с небольшой примесью позора, общества, неотразимый красавец с прекрасным генофондом только что сделал девушке предложение. Как в лучших традициях мелодрам, хоть и не по собственной воле, даже встал на колени, а она лишь бросила, что о чем-то там подумает и перешагнула через него. Будто бы было, о чем думать. Фамильная гордость Ларссонов могла бы чувствовать себя уязвленной, если бы не способы, которыми результат был достигнут в лучших семейных традициях.

Да, не на того сына поставил Грегори, списав его в расход, стоило Нику появиться на свет. Тупорылый, инфантильный придурок облапошил второго после Адама искусного манипулятора, прогнув ее до самой последней крайности. Амелия Артур Эванс собственной персоной согласилась стать его женой. Опять. Снова. Этот факт Лиам, конечно же, опустил. И в этот раз он сам добился результата без помощи Адама. Ни дула пистолета у виска, ни ножа у горла. Только сила убеждения, и она почти согласилась. Сказала, что подумает, но это же практически «да». «Выкуси, Фрей», – довольно подумал Лиам, закидываясь кислыми таблетками с пола. Ее невысказанное отрицание уже можно считать за согласие. Так ведь это работает, верно, Лиам?

– Мышка, – тумблер обаяния можно было переключить, что он и сделал, кряхтя, поднимаясь на ноги. – У тя есть че попить? – и не успел договорить, когда ему в голову прилетела запечатанная бутыль с водой, а за ней злополучный флакон аспирина.

Эпилог. Последний полет Икара