Функция: вы

В отличие от большинства, у Виктора – богатое прошлое. То есть буквально: он как раз думает, как вскрыть одну из собственных банковских ячеек, больше никому не принадлежащую (и это ужасно проблематичная история). Но чтобы не вызывать подозрений, он, конечно, всегда немного озадачен намеками на.

– У меня нет навыков внутреннего шпионажа.

– Ты умеешь быть не тем, за кого тебя принимают.

Виктор вежливо думает: много ли ты знаешь?

Минотавр закрывает ноутбук.

– Я знаю, сколько ты приложил усилий, чтобы исполнилась твоя контрфункция. Ты внедрился в его окружение. Подкупал преподавателей. Заставил студенческое общежитие шпионить для тебя.

– С наркоманами по-другому никак.

– Известная чуткость наркоторговца.

Виктор поднимает взгляд. Только взгляд. Не интонацию.

– Я не продавал. Только считал.

– Разумеется. – Минотавр кивает. – Хорошо, что деньги не убивают.

– Макс все равно исполнился бы. Он хотел другой жизни, хотел стать кем-то.

– Хотеть без усилий – это мечтать. То есть быть бездельником.

Виктор вдруг понимает, что, обсуждая Макса, они говорят не только о нем. Между строк сквозит то, что никто не хотел бы обсуждать в запертой мансарде, в атмосфере совсем не профилактического допроса, – и Виктору, конечно, хочется расстегнуть верхнюю пуговицу. Он прикидывает: разговаривал ли Минотавр о том, что случилось с его контрфунцией, с кем-нибудь еще? Не вскользь, вербуя подставное лицо за навыки сомнительной ценности (Виктор хочет рассказать про эффект низкой базы, но…) – а так, чтобы по душам?

– Чего ты хочешь?

– Чтобы всех объединяло нечто большее, чем разговоры о контрфункциях. Чтобы у них появился весомый повод шептаться, замолкать и переглядываться за чужой спиной. Мне нужно переживание, порождающее общность.

– Ты хочешь сплотить их против себя?

Минотавр постукивает пальцем по столу. Он только кажется задумчивым. Он не назначал бы встречу, если бы не был уверен в ее исходе.

– Персонификация опасности снижает тревогу. Демонизация оппонента освобождает эмоции. Итогом этого должен стать островок взаимного доверия, который они создадут, объединившись в своих переживаниях. Внутри него они будут делиться чувствами и способами разрядки, каждый в меру своих… приличий, а значит, будут очень, очень друг с другом честны.

Общий враг, знает Виктор по прошлому, мощная командообразующая стратегия. Хочешь мира – готовься к войне (хотя сегодня он готовился только к бухгалтерии). Но Минотавр задает вопрос, на который Виктор всю жизнь отвечал «да», хотя «нет» спасло бы немало юных жизней:

– Ты поможешь им, Виктор? Взглянуть на жизнь под другим углом?

И он подозревает, что теперь все будет наоборот.

* * *

Вероятность: шестьдесят два процента.

Куница досыпает бананы в блендер, поливает сверху йогуртом и, зажимая кнопку, хохочет:

– Милый, нет.

Она знает, что Минотавр не советуется. Не только с ней – вообще. Но эти дети – ее дети тоже. Ее тревожные, и печальные, и одинаково безвозрастные сироты, что однажды согласились не существовать. Кто-то снаружи уже сломил их волю. Из-за этого лабиринт получил их тела. Но души – нет уж; за покой их душ Куница поборется хоть с чертом рогатым, хоть с самим Дедалом. Минотавр и близко не стоял к любому из них.

– Лабиринт дает артемисы всем, кто хочет защитить его. – Из-за блендера он вынужден повышать голос. – Но в критической ситуации неумелая защита будет только мешать.

– Кому? – вопрошает Куница, и грохот лезвий на дне коктейльной чаши делает разговор чуть терпимее. – Тебе?

Стол жужжит и вибрирует. Минотавр кладет поверх него ладонь.

– Я не собираюсь вводить воинскую повинность, если ты об этом.

– Но и мысль обучать кого-то стрельбе – не из пакета развлекательных услуг. Такие предложения не возникают на пустом месте. Это всегда кому-то нужно. Ты хочешь лишить покоя их хрупкий мир.

Нержавейка кромсает фрукты на волокна. Йогурт размывает по стенкам чаши. Приливом, отливом. Так проходит минута. Лезвия холостят, но Куница не отжимает кнопку.

Тогда он делает это сам. И как все, к чему Минотавр прикасается, блендер подневольно замирает.

– Разве среди нас остались убийцы? – спрашивает она. – Разве ты не уладил этот… вопрос?

– Артемис – инструмент защиты, – повторяет Минотавр. – Не только от убийц.

– Ты – инструмент защиты. Или признаешь, что однажды не сможешь нас защитить?

Не то чтобы она хотела задеть его – скалу уязвить проще, – но у каждого свой арсенал, инстинктивные методы защиты и нападения. Мелкие лесные звери кусаются. Сумрачные мифические существа молчат. Затем – отворачиваются. Подходят к шкафу и достают бокал. Ставят его на стол, снимают блендер с подставки и, прикладывая салфетку к сливному желобку – похожим жестом людям на парковках зажимают лицо платком, пропитанным хлороформом, – склоняют чашу к бокалу.

– Стеф, – тихо молвит Куница. – Что происходит? К чему ты готовишься?

Густая серо-желтая жижа поднимается к краям. Она напоминает сырое тесто. Куница знает: это не жест услужливого джентльмена. Минотавр не ухаживает за ней. Ведь он молчит, и молчание это – как бетонная плита, что опускается на запертых в пыточной комнате.