Все плыло и вздыхало, пульсировало миллиардом жемчужин, в которые (знал я как будто всегда) сворачивались несбывшиеся вероятности. И я вдруг понял, просто понял, о чем говорила госпожа-старший-председатель. Вся правда лежала здесь, передо мной, исток всех мировых событий – в спутанной, взаимопрорастающей грибнице причин и следствий. А на поверхности мы довольствовались лишь ее видимыми плодами, которые по незнанию принимали за самое главное.
Вероятности, время – еще не система. Но это был ее ток. И я принадлежал ему, как все разумные существа мира, и тоже пульсировал где-то здесь разветвляющейся электрической клеткой. Бесконечно далекий от роковых озарений, от оптимизаций, влияющих на страны и жизни миллионов людей, я образовывал свои незначительные связи, и те вплетались в волокна покрепче, в разветвления подлиннее, в слои поважнее, в сети обширнее…
Я был здесь. Везде.
Я был вместе со всеми.
– Приготовьтесь, преемник. Я задаю координаты.
С новой вспышкой мы переместились. Все померкло. Искрящиеся разветвления размыло в сизой дымке. Не потускнела одна ветвь. Яркая, четкая, в ореоле подступающего тумана она напоминала бронх в пузыре чистого легкого.
– Познакомьтесь, – молвила госпожа-старший-председатель. – Ваш предшественник.
Но он мертв, подумал я. А ветвь росла. Я видел, как она дышала.
– Нерожденным принадлежит будущее. Оно в неопределенности. Живущим – настоящее, а значит, вероятности. Мертвые же остаются в прошлом. Тогда мы говорим о наследии. Ваш предшественник, как миллионы других мертвецов, продолжает оказывать влияние на мир живых. Вы позволяете им, впуская в свой разум, сверяя с ними решения и память. Теперь вернемся на восемь лет назад.
Ветвь стала израстаться. Плавно, с конца, как в обратной перемотке. Чужое прошлое становилось настоящим. Наследие превращалось в вероятности. Бусины неслучившихся исходов соскальзывали с нитей непройденных путей.
– Я хочу показать вам восемьдесят шесть процентов чужого неслучившегося будущего. Другой исход, где ваш предшественник стал Минотавром и отдал мне письмо декомпозитора. Вам решать, был ли он прав. Вы – преемник его выбора.
Я видел, как восемь лет прожились вспять. Как чужая жизнь свернулась в непроклюнувшееся семечко – рядом с еще одной такой же. Их снова было двое. Два преемника, два исхода. Два (не)выбора. Восемьдесят шесть против четырнадцати.
– Я готов, – сказал я госпоже-старшему-председателю.
И она показала.
Никто не знал, что Минотавр сделал с ними. Они исчезли, но контрфункции продолжили жить. Он спросил лишь однажды: вы правда хотите знать? Никто не кивнул. На такой тон кивали только глухие.
– Попробуйте нас предать.
Все ждали, что Хольд исчезнет следующим. В отличие от Фебы с Константином – по собственной воле. Выйдет вечером за сигаретами и затеряется в петлях автобусных маршрутов. Сначала в пригороде. Затем в Центральной Европе. Все знали, Хольд мечтает увидеть красоту Дуная. А еще – что он несовместим с новым порядком вещей. Ведь человек, считавший перестановку функций духовным самоубийством, обвинявший Дедала в хищничестве и манипуляциях, противоречил ему на идеологическом уровне. Как вера научному знанию. Смертная казнь – татуировке пацифика у палача на пупке.
Хольд тоже знал это. А потому не собирался исчезать. По правде, он твердо решил, что больше никому не доставит удовольствия быть правым на его счет. Даже если от этого будет зависеть судьба мира. Даже если ангел вострубит, и начнется апокалипсис, и святые всех земель станут упрашивать его: Хольдушка, пожалуйста, покинь лабиринт… Он закурит, выдохнет и ответит: пусть Стефан сам меня попросит.
И мир будет обречен.
Вероятность: пятьдесят восемь процентов.
Виктор озадачен. Он один из немногих, кто спокойно переносит аудиенцию у Минотавра, в закрытой мансарде, в атмосфере профилактического допроса, но у любого спокойствия есть предел. Для Виктора это вопрос, на который он привык отвечать «нет», но сегодня от него ждут «да».
– Почему не Мару?
Минотавр скользит взглядом по экрану ноутбука.
– Мару попытается меня смягчить. Мы потратим время друг друга.
– Разве не в этом заключается работа правой руки? Вовремя отдергивать левую от крайностей?
Виктор озадачен не только предложением, но и тем будничным спокойствием, с каким Минотавр не упрашивает, не угрожает, не заверяет в лучшем выборе. Он вообще не прикладывает усилий к тому, чтобы Виктор сказал «да». Он читает почту.
– Крайности, – говорит Минотавр, – то место, где я должен быть. Но мне нужен человек, который проконтролирует середину.
– Иными словами, ты ищешь того, кто будет шпионить за остальными.
– Мне нужен тот, кому все будут доверять. Считай это должностью управляющего. Мы договоримся с Дедалом о том, чтобы выделить тебе в подчинение пару функций. Они обеспечат правдоподобность амплуа, и, если честно, со счетами у нас правда непорядок. Но это потом. То, что мне по-настоящему нужно, – твои былые социальные навыки.