– Любовь, – с нажимом продолжил он, – дофаминергическая целеполагающая мотивация к формированию устойчивых парных связей и обмену социальными наградами. Что из этого, по твоему мнению, интересовало меня в последнее время?
Я был в полувдохе от того, чтобы закатить глаза.
– Если я и любил Алису, то давно. В прошлой жизни. Феба это исправила.
– Что ж она не исправила твою нетерпимость к идиотским планам Хольда?!
– Потому что, – неожиданно рявкнул Стефан, – любовь – не самая сильная вещь на планете. Идиоты намного сильнее.
О да-а-а, протянула Габриэль. Поздравляю. Ты вывел его из себя.
Спасибо, ответил я. И пока в духе комиксных злодеев он читает мне лекцию о том, какие мы с Хольдом идиоты, подумай, что теперь делать.
Стефан покачал головой:
– Ты же помнишь, что я вижу твои мысли?
Я пожал плечами:
– Да пофиг.
– Я, – молвил он, замолчал. – Я лишь пытаюсь… – Напряженно огляделся. – Он выдал за откровение первую попавшуюся мысль. Вы все весело повелись. Ни шагу от привычного сценария. Какой прок мне что-то объяснять?
– А ты попробуй.
– Тебе в виде полноценной злодейской песни? Или оставить в белых стихах?
Нимау хохотнула. Я бросил на нее машинальный взгляд. Он тоже, вместе со словами:
– По плану.
Она кивнула. Я снова открыл рот, еще без слов, и Стефан добавил, отворачиваясь:
– Если он что-то скажет мне вслед, даже просто пискнет, приложите прикладом. Самым тяжелым, пожалуйста.
Я захлопнулся. Подался к алтарю. Феи, со своей стороны, тоже. Нимау не сводила с меня плотоядного взгляда. Я заметался по сторонам, хватая ртом воздух.
– Стефан, блин! – не выдержал, когда он был почти на пороге.
Крайняя правая фея вздохнула:
– У меня самый тяжелый, да?
Остальные закивали. Она сняла автомат с плеча. Я вскинул руки, отступая:
– Он ушел, ушел!
– О, это так…
Приблизившись к алтарю, Нимау лениво перехватила у феи автомат.
– Обождите снаружи. Я вскоре выйду. С новыми указаниями.
Я бросил взгляд на распахнутые ворота. Стефан с госпожой М. удалялись от кирхи, и туман плотно стягивался за их спинами. Феи без возражений направились следом.
Когда мы остались вдвоем, Нимау села на алтарь:
– Следи за пасьянсом, лучиночка.
Мне было не до расшаркиваний:
– Какой план? Что он собирается делать?
Медленно, с нарочитой театральностью она закинула ногу на ногу, и полосы плаща разошлись, обнажая белые разводы витилиго на голени, и колене, и особенно выдающемся бедре.
– Пасьянс, – Нимау сузила глаза, – в переводе с французского означает
Я шумно выдохнул, поняв намек. За тем вымучил кивок.
– Расклад таков. – Она положила автомат поверх ноги. – Нас ищут. И чем больше времени у них, тем меньше его у нас. Часа через два-три, если ты продолжишь в неподвижности созерцать меня, направляя в систему искомый великими лик, прибудет разгневанная кавалерия, и тебя, – она протянула ко мне ладонь, – и ее, – положила вторую на сердце, – заметут. И все закончится.
– Разумеется, – дошло до меня. – Вы подставили Русалку…
– Не только, – повела плечом Нимау. – Стефан многое взял на себя. Но, разумеется, ей тоже достанется. То есть, я с удовольствием ответила бы за эти руки сама… Но как? Если к моменту воздаяния меня здесь не будет.
Я огляделся, покачал головой.
– А есть ли… Ну, какой-то другой… Расклад? Дополнительные карты там. Я, честно, не знаю, как собирать пасьянс… Что-то можно докладывать?
– Ммм, – откликнулась Нимау, ставя на автомат локти, опуская на них подбородок. – Может, и можно. Может, в твою светлую голову и забредет что-нибудь этакое… Что-нибудь… Что приведет в движение нас обоих.
Она о своем имени, тут же среагировала Габриэль.
Уже понял, вздохнул я и отвернулся от Нимау.
– Если я узнаю ваше имя, – продолжил, оглядывая леса, и плиты, и гулкий свежеотштукатуренный свод, – то могу спросить вас обо всем, что случилось? О том, куда он направляется? Что собирается делать? Так?
– Не совсем, – откликнулась Нимау. – Я расскажу тебе все, что пожелаешь. Но только то, что ведаю сама. Смысл же плана его в том, чтобы никто не знал его плана. Чтобы, когда его не станет, никто не знал, что́ он совершил. Тогда, без разумных свидетелей, в системе не останется следов деяния. Только толстый, ничем не примечательный слой бетона, который никто не будет знать, где искать.
Я обернулся.
– Бетона?
Нимау хмыкнула.
– Попробуй перенеси бетон… – вторил им, чувствуя надвигающееся озарение.
Габриэль присвистнула.
– Он собирается забетонировать ее.
Я изумленно оглядел стройку вокруг. По городу их сейчас были сотни, за городом – еще больше. Реставрации, как эта, торговые центры, дороги, просто чей-то частный дом. Если ему удастся сделать это без свидетелей, если никто даже не поймет, что преждевременно залитый бетон – это не по плану, госпожа М. станет подземной частью нового ландшафта. Такой же невидимой для системы, как балки и кирпич, и стены, что затем взгромоздятся над ней. Вещь внутри вещи.
– Умно, – не сдержалась Габриэль. – Адам никогда не найдет ее.
– Я думала, вы по разные стороны, – усмехнулась Нимау.