– Как любой атрибут.
Стефан поставил госпожу М. рядом с собой.
– Уничтожь их, – обронил он, глядя на нее. – Пожалуйста.
Я тоже смотрел на нее. Не только со своего места, но из очень далекой пятницы, когда в моей жизни не было никаких искр. Я поверить не мог. Тогда – что все это случится. Сейчас – что закончится так. И когда госпожа М. посмотрела на искры, я понял:
– Разве это может быть так легко?!
– Легко?..
Голос Ариадны окончательно перестал быть ее голосом.
– Имущественное право – не вопрос право- и дееспособности. Оно неотчуждаемо от плоти. Существу
Госпожа М. коснулась горстей света. Двух слева, двух справа, свела руки, пододвигая их друг к другу. Глядя на это, я громко подумал:
Руки остановились. Госпожа М. подняла голову. Я хочу жить, продолжил им –
– Уничтожь их, – повторил Стефан.
– Нет, – возразил я.
– Да, – ответил он. – У тебя не получится. Ты не знаешь, как она умерла.
– Ее убил Адам, – обронил я, не сводя взгляда с рук госпожи М. – Детали имеют значение?
– Детали раскрыли бы тебе, что в момент смерти ее тело не слушало сердце. И сейчас не станет.
Я стиснул зубы. Это не могло иметь решающего значения. Ведь троица хотела жить. Я хотел жить. Ариадна тоже хотела. Все, кроме этого мудака, хотели жить – и каждый день, и за секунду перед смертью.
– Легко… – вдруг повторил Стефан. – Тоже мне легко. Сплошные накладки.
И госпожа М., услышав что-то еще, раздавила искры о камень.
Я моргнул. Она подняла руки. На алтаре не осталось даже следов – черных, как от угольков, серых, как от пепла. Вообще ничего. Так умирал свет.
– Нет, – выдохнул я. – Нет-нет… О, черт…
Все было кончено. Вот так, пуф – и их не стало.
Я отвернулся, чувствуя ужасное головокружение. Соберись, приказал себе. Ты знал, что не сможешь остановить его. Никто не смог, даже госпожа-старший-председатель. Ты здесь, с нажимом напомнила Габриэль, чтобы закончить кое-что другое.
– Верно. Так что… – прохрипел я, возвращаясь.
И осекся, прифигев.
Теперь мы точно были не одни. Нимау по-прежнему держалась в стороне, но три другие феи, приближение которых, наверное, я не заметил, сконцентрировавшись на искрах, стояли полукругом по другую сторону алтаря. А Стефан… О, он был прилично за ними. На полпути к выходу. Вместе с госпожой М.
– Какого?!
Я вскинулся. Феи тоже. Все с оружием, как на подбор.
– Ты же обещал, что не будешь мешать! Что это не твое будущее! Что ты дашь мне отправить ее Адаму!!
Стефан остановился, взглянул в пол оборота:
– Не будь наивным. Я солгал.
О.
Оооо.
Оооооо!!!
– Из-за тела Ариадны я не был уверен, что она станет меня слушать. Поэтому, для перестраховки, взял тебя. Но она узнала меня и так. Значит, эта вероятность была просчитана наравне с другими. Никогда не помогай тому, кто очевидно против тебя. Ты совершил эту ошибку сейчас. Подыграв Хольду в его идиотском плане, ты поможешь Адаму и совершишь ее еще раз. Итог будет тем же. Сделай глубокий вдох и извлеки пару уроков.
– В жопу иди со своими уроками!
Свод кирхи звенел от того, как я орал. На фоне этого мы с Хольдом в больнице общались шепотом.
– Какая тебе разница, кто кому в чем подыграет?!! Это не твое настоящее!!! Ты же не собирался в нем задерживаться! Или… Погоди, тут ты тоже солгал?!
– Нет, – после паузы откликнулся Стефан. – Будет крайне нежелательно снова оказаться в человеческом теле. К тому же, наша смерть – ключевой элемент плана. И не смотри на меня
Я смотрел на него так не только из-за Ариадны, но все равно прошипел:
– Никто не такой же, как ты.
– Уникальность – современный миф. Не самый полезный.
Стефан отвернулся и возобновил шаг. Госпожа М. двинулась следом.
– Нет! – крикнул я ей. – Остановись.
Она послушалась. Стефан заметил это.
– Идем, – повторил.
Она снова двинулась. Я снова крикнул:
– Нет. Пожалуйста! Я отвезу тебя Адаму! Клянусь!
Феи поглядывали на нас с растущим интересом. Но и в ожидании приказа, полагаю, тоже. Я судорожно выдохнул, хватаясь за все подряд, лишь бы он не сделал нового шага:
– Ты пожертвовал любимой женщиной, чтобы уничтожить искры. Ее жизнь оказалась тебе безразличной. Тогда какого черта тебе не безразлично, что будет с не-твоим миром?! После тебя?!
Стефан снова посмотрел на меня,
– Твою же ма…
Затем добавил, не скрывая раздражения:
– Я не любил ее.
– Неправда.