– Дольчики, о боже. Вера, где вы выкопали красотищу? Они очень отвлекают от всего вокруг, даже если рядом взорвут бомбу, никто и не заметит, – выдыхаю я, пытаясь развидеть ноги булки в пожарно-красных колготах, разукрашенных разноцветными ромашками. – У меня мигрень начинается.
– Прекрасно, – ухмылка делает Веру похожей на мультяшную кошку. – Потому что наряд куртизанки, который вы от щедрот своих презентовали мне, никак не подходит для похода на детский спектакль. Кстати, вкус у вас плебейский.
– Это мне сейчас сказала безумная баба в дольчиках, – пристально глядя на зеленоглазую холеру, выдыхаю я. Она губу прикусила, мать ее, и у меня есть желание задрать подол ее действительно чересчур короткого наряда, стянуть дольчики с чемоднообразного зада и…
– Пап, я готова, – голос Маришки заставляет меня вздрогнуть, и наконец выпасть из пугающих фантазий, прострации и фрустрации. – Па. Ты чего? У тебя глаза сейчас вывалятся и на ниточках повиснут, как у Сквидварта. Вер, скажи же, похоже? А бинокль мы купим? А подзорную трубу?
– Телескоп еще, – стряхнув остатки наваждения, хриплю я. Маришка похожа на розовую игрушку в каком-то смешном костюмчике со вставками из искусственного меха, блестящих сапожках и дутой курточке. – Вера, на мероприятие девочку можно было бы одеть более стильно. Что обо мне подумает городской бомонд? Там будет куча народу. Спектакль благотворительный. А тут вы в дольчиках и моя дочь, наряженная как поросенок.
– В шубу – прощай молодость и платье из кружев? Это в вашем понимании изысканно? Да вы сноб. Еще раз к вопросу о вашем вкусе, – ехидно поет чертова Булка. – Вы стесняетесь нас? Макар, я думала вы более самодостаточны и не зависите от мнения окружающих. Ошиблась. Жаль. Что ж, можете представить меня своим знакомым настоящим именем. Возможно тогда вам не придется краснеть.
– Ехидна, – рычу я, подхватывая ее под локоть. Маришка уже ждет нас у порога, нетерпеливо притопывая своим сапожком по коврику, воняющему за километр экзерсисами Капитана Всесильного. Этот мелкий ублюдок напрочь игнорирует туалеты, купленные ему в промышленных масштабах. Зато ковры метит с завидным постоянством. – Плевать я хотел на то, что подумает обо мне это стадо.
– Так в чем же дело тогда? – она смотрит прямо мне в лицо, и я чувствую ее дыхание, пахнущее медом и яблоками и еще черт-те чем. Борюсь с желанием попробовать на вкус этот ее розовый бант. – Боитесь, что меня обсмеют? Маришка ребенок, ей позволительно носить вещи соответствующие ее возрасту и потребностям. Удобные и веселые.
– Мы опоздаем, – отшатываюсь от проклятой шпионки, словно от проказы. – Это неприлично. Маришка, это что? Боже, что у тебя на голове?
– Лягушачья шапка, – гордо выставляет вперед подбородок моя дочь, – мы с Верой ее заказали в интернет магазине. Правда клевая? А еще мы купили перчатки с котиками и…
– Вера, я вас убью, если вы купили уродство на мои деньги, – тихо рычу я, борясь с даже не мигренью, а мигренищей, запускающей свои щупальца в мой несчастный мозг. Шапка на голове моей дочери кислотно зеленая, с жабьими глазами и позорными завязочками в виде лягушиных лап, свисающих на курточку до самого пояса. В сочетании с розовым костюмом и золотыми сапогами это треш. – Вы что делаете из моей дочери, вредная вы холера?
– Успокойтесь. Я делаю ее счастливой. Деньги ваши я не тратила, у меня есть своя банковская карта, – спокойно дергает плечом Вера, натягивая на свою шишку, заклеенную крест на крест пластырем с сердечками точно такое же уродство, как у малышки. Я представляю, какой фурор мы произведем на благотворительном вечере. Затмим постановку и именитых артистов, принимающих участие в параде нечеловеческой щедрости, на раз. – У нас еще одна шапка есть. Хотите? Ваш скучный смокинг надо разбавить.
– Правильно, коньяком, потому что я не вывезу иначе, – ухмыляюсь я, – пойдемте уже. Карета ждет.
– А вот это вряд ли. Вы идете на мероприятие с ребенком, и будьте любезны…
– Зануда, – прерываю я поток возмущений. – Вы мне не жена, поэтому не смейте лезть своим курносым носом в мои дела и желания.
– Придурок. – не остается в долгу Вера, но замолкает, потому что Маришка уже изнывает от нетерпения и того гляди, заревет. Беру малышку на руки и Вере это нравится. Круглое лицо озаряет мягкая улыбка. И я вдруг понимаю, что уже совсем не злюсь. – Не дай бог стать вашей женой. Страшней кошмар трудно представить.
– Вам не грозит, не нервничайте.
Молча смотрю в окно лимузина, который решил выгулять сегодня, по случаю великосветского сборища. Маришка сидит напротив и болтает без умолку с улыбающейся Верой. Черт, мне снова кажется, что они похожи, как две капли воды.
– А потом мы пойдем в «бухфет»? В этом, как его «атракте». Я видела в кино, что все ходят и бутерброды едят с икрой. А я икру не люблю, она кислая и вообще буэээ. Зато я люблю пирожные трубочки и корзиночки с кремом. Но папа мне их не дает много есть. У меня потому что диатез. А у папы нет диатеза. Вера, а ты сколько бы трубочек съела?