– Я же няня, – делая глоток говорит Вера, морщит нос, начинает болтать бокалом. Тоже мне сомелье, блин. Что она может понять там по этим потекам на стенках тонкого стекла, эта дура, считающая меня полным ослом? – меня отправили присматривать за твоей дочерью. Слушайте, а вино вполне себе. Дед называет эти потеки «Дамскими ножками», мне смешно так всегда было.
– Мы сейчас будем обсуждать гастрономию? – уже рычу, понимая, что она специально меня выводит. Но поделать с собой ничего не могу. – Ты думаешь я поверю, что твой чертов родственник интересуется моей семьей? Странный альтруизм для Боровцева, не считаешь? Человек, который привык отбирать, вдруг решил кого то осчастливить? Ты сама-то веришь?
– Однако, я сказала правду, – дергает плечом мерзавка. – Верите вы или нет. И еще, Федор, ваш друг в больнице. Он в коме. Доктора сбила машина. Нет, не по приказу моего деда, – упреждает она мой вопрос. И я как дурак застываю с раскрытым ртом. – Макар, вы правы, мой дед ничего не делает в простоте. Поэтому просто не мешайте мне.
– Я прямо сейчас дам тебе пинка под твой пышный зад. И угрожать мне не нужно, я не боюсь ни вашего деда, ни кого бы то ни было, – ярость вырывается наружу, но как-то жалко. Без огонька. Я хриплю и краснею, а проклятущая Вера просто пьет вино. Так куртуазно, маленькими глоточками, совершенно не реагируя на раздражители. – Возьму за шкирку и выкину из моего чертова дома, голой на мороз. Сука.
– Прелестно, – она отставляет бокал, и промакивает губы белоснежной салфеткой. И мне уже не хочется ее гнать, скорее нагнуть, прижать к столу, задрать подол из красного шелка и… – Знаете, мне казалось вы более психически устойчивы. Кстати, вы говорили, что исполните мое желание. Всего одно.
– О да, просто натрахтибидохаю все, что пожелаете, моя госпожа, – кривлю губы в кровожадной улыбке. – Только должен предупредить, у меня проблема именно с тибидоханьем, с первой частью волшебного заклятья уж как-нибудь я смогу справиться.
– Вы в этом весь. Как-нибудь? Я думала вы злой и страшный. А с первой частью заклятья справится любой мало-мальски здоровый мужик, и не как-нибудь. Не разочаровывайте меня. Или половая инвалидность уже вступила в стадию завершения? – хмыкнула Вера. Черт, у нее взгляд стал волчьим, как у деда. Она его кровь, его произведение. И она меня погубит.
– Чего ты хочешь? – позорно спрашиваю я, поджимая свой павлиний хвост.
– Я хочу снять чертово платье, – ухмыляется чертовка.
– Я могу помочь.
– А вот это вряд ли. Я иду спать. И попробуй только припереться в мою спальню, Ярцев.
Она поднимается со стула, с такой грацией, которой я не видел даже у стройных как лани баб. Идет слегка покачивая бедрами к двери.
– Этого я тебе не обещаю, зайчишка, – как дурак блею ей вслед. – Ты все же в моем доме.
– Я помню, правила и прочее бла-бла, – оборачивается она лишь на миг. – Но предупреждаю, попробуешь – лишишься своей волшебной палочки, и тогда не только с тибидоханьем у вас будут проблемы Макар Семенович, но и с первой частью заклятия. И еще, завтра у меня встреча с подругами.
– Вы няня, позвольте напомнить. У моей дочери завтра урок танцев в десять утра, потом примерка балетной пачки, прогулка по режиму, а вечером у нас запланирован семейный поход в театр. На чудесную концептуальную постановку «Зайка в гостях у ежика», – радостно ухмыляюсь, глядя на растерянное лицо этой дуры.
– Я вас поняла. Все будет сделано. Но у вас наверное всего два билета. И мне, видимо придется пропустить действо.
– Э нет, девочка, я достану контрамарку, даже если для этого мне придется разбиться в лепешку, – мое обещание ее воодушевляет, потому что на розовом банте появляется змеиная улыбочка.
– Что ж, если вы в лепешку расшибетесь, я с удовольствием буду сопровождать вас.
Больше она не говорит ни слова. И это хорошо. Это прекрасно, потому что я больше не могу сдерживать своих демонов. Хватаю со стола бокал. И запускаю его в стену. Почему я позволил ей остаться, загадка, которую не в состоянии разгадать ни один мудрец мира.
– Я не хочу на танцы, они дурацкие и скучные, а еще болючие, – канючит Маришка. Вот уже полчаса натягивает на ножки смешные розовые колготки, всем своим видом показывая свое отношение к урокам балета. – Там все дуры, и учительница меня не любит. Говорит, что я деревянная. А я не деревянная, я настоящая девочка. Просто не хочу так гнуться, как меня заставляют.
– Зачем же ходишь тогда? Почему папе не скажешь все это? – спрашиваю, уже зная ответ. Ярцев похож в своей любви к дочери на моего деда, даже больше, чем может себе это представить. Такой же упертый, бескомпромиссный и совершенно безумный.