– Видела, как ты зашел. Вот и решила дождаться. Деньги кончились, а жить надо, – глаза моей бывшей женушки лихорадочно блестят. Она даже сейчас под кайфом, судя по расплывшимся во всю радужку зрачками.
– Твои увлечения становятся для меня слишком обременительными. Дешевле закрыть тебя, куколка в клинике, где лечат таких, как ты, обдолбышей и забыть, – ухмыляюсь я, с наслаждением наблюдая за превращением просящей зайки в адскую суку. Если бы она не боялась лишиться подачек, уже вцепилась бы мне в лицо. Но Дашка слишком любит деньги. Даже готова запихать ничем не подтвержденную гордость в орган, который прикрывают только короткие шорты из клеенки. Или как там называется материал из которого изготавливают красотищу.
– Ты этого не сделаешь, пупсичек, я же мать твоей дочери, – дорогие зубки супруги сверкают в сумерках, словно улыбка Пенни Вайза. Она была свежей и красивой когда-то. Сейчас – бледная тень себя прежней. – И еще, я давно не видела Маришку. Как там моя доченька? Я ведь могу пойти в суд, и потребовать опеку над ней или попросить установить мне время встреч с собственным ребенком. Ты, Макар ведь лишил меня этого счастья. Наши договоренности я соблюдаю, девчонка осталась с тобой. Но я ведь могу передумать? Правда?
– Ну, ты вспомнила, мать. Нет, ты продала свою возможность быть Маришке родственницей за кругленькую сумму и белый порошочек, который ты любишь даже больше чем себя любимую. В зеркало давно смотрелась? Хотя, я пожалуй увеличу сумму содержания. Может быстрее сдохнешь, – рычу я, понимая, что веду себя как последний лошара. Ведусь на откровенный шантаж этой ведьмы. Даже достал телефон и уже ввожу пин банка.
– Не дождешься, – скалится Дашка. Слава богу, Маришка ничего не взяла от этой дряни. Ни внешне, ни внутренне. Она только моя, и ничья больше. И если будет надо, я зарою курву, виснущую сейчас на моей шее. Что бусичек, может вспомним былое?
– Я брезглив, – разжимаю руки женщины, обвившие мою шею. – Не пользуюсь местами общего пользования. Деньги отправил. Проверяй.
– Знаешь, ты ни с кем не сможешь быть счастлив, – вдруг совсем нормальным голосом говорит Дашка. – Ты просто не умеешь. Отталкиваешь всех, кто тебя любит, или любил когда-то. А ведь не за что, сам подумай.
– Пошла ты, – сажусь в машину и захлопываю дверь. Смотрю на пошатывающуюся женскую фигуру, уходящую по тротуару в сумерки и загибаюсь от не выплеснувшейся злости. С силой бью по рулю кулаками. Она права. Я все порчу. Вот вроде есть все, всего достиг, добился сам, а в итоге я никому не нужен, кроме маленькой девочки, которая скоро тоже меня возненавидит.
Мотор отдается сытым урчанием, когда я поворачиваю ключ в замке зажигания. Музыку на полную. Все у меня шикарно. Просто отлично. Набираю номер.
– Папа, – отзывается трубка самым любимым на свете голосом, в котором слезы. Я так хочу ее укрыть, но эта жизнь жестока. Нужно учиться сносить удары, иначе можно сломаться, – папочка, она же обещала. Мама Вера обещала, что не бросит меня.
– Вера сделала свой выбор, – говорю, проклиная себя. Пытаюсь убедить в первую очередь свою совесть, что жестокость иногда нужнее ласки. – Деньги, Мариш, важнее обещаний, запомни.
– Но она ведь не взяла денежки. Они на кровати остались. Тетя Ляля их спрятала, пока ты не вернешься. Верни ее. Ты же можешь. Ты все можешь, – всхлипывает Маришка.
– Иногда я ошибаюсь и не могу ничего. Я приеду скоро, будем смотреть мультики и есть гамбургеры, – мой жизнерадостный тон даже мне кажется фальшивым. – А потом поиграем в твоих любимых супергероев.
– Я не хочу ничего. Я хочу Веру, – шепчет Маришка и в ухо мне несутся гудки, раздирающие на части мою уверенность в непогрешимости моих убеждений. Выруливаю на проспект и вдруг осознаю, что вон в том доме живет проклятая Булка, без которой и мне плохо, оказывается.
Двор спит уже. Тихо и безлюдно, как в пустыне. Останавливаюсь под окнами Веры, в которых мерцает приглушенный свет. Нужно просто сделать несколько шагов. Дергаю ручку дверцы, и слепну от света фар. Во двор въезжает шикарный лимузин, смотрящийся здесь, как алмаз в навозной куче. Странно, какие дела могут быть у владельца дорогущей тачки здесь? Я знаю чей это лимузин, все в городе знают. А еще я почти уверен, что хозяин жизни приехал к Вере. И это уже становится очень и очень интересным.
– Вера, лосины повисшие на похудевших ляжках – зрелище удручающее. Тебе худеть вредно. Ты красотка, – хихикает Валюха, прихлебывая капучино из моей любимой чашки. И плевать она хотела, что время уже не для калорийного кофейка, который Мойва называет «растижопа», и что на город плотным одеялом упала беззвездная ночь. Валька ведьма с метаболизмом как у колибри. Если я толстею, вдохнув воздуха, то она может съесть слона и не поправиться ни на грамм.
– А… – начинаю я, но давлюсь долькой апельсина. Из глаз брызжут слезы. И выгляжу я сейчас наверное как припадочная в период буйства.
– А Ярцев просто мудак. Мы с девчонками, кстати, тебя предупреждали, – со всей силы стукнув меня между лопаток, припечатывает Валентайн. – Слушай, дед твой…