Впоследствии, переписанные им в серую школьную тетрадь, они и открыли
тот самый список шпионов и предателей, о котором шла речь вначале.
На следующий день они увиделись снова и Тарас рассказал о том, что в
Борисполе находится военный аэродром, забитый самолетами "Ю-86", а в районе
Дарницы -- еще пятьдесят бомбардировщиков и что немцы усиленно
восстанавливают аэродром в Броварах. Но самое интересное, о чем он сообщил
Максиму,-- это то, что вокруг Винницы, неподалеку от шоссе Винница-Житомир,
ведется строительство особо секретных подземных сооружений.
-- Почему вы считаете эти сооружения секретными?-- спросил Кудря.
-- Потому, что ни один из военнопленных, работающих на этом
строительстве, больше не вернется в свой лагерь,-- лаконично пояснил Тарас.
Кудря только зубами скрипнул, но промолчал.
-- Вам, наверное, деньги нужны? -- спросил Тарас после паузы.
-- Нет,-- отказался Кудря. Он не хотел показывать Тарасу, что советский
разведчик нуждается в деньгах. Они попрощались.
-- Будьте осторожны,-- предупредил его Тарас.-- Каждый день к нам
поступают заявления на коммунистов и работников НКВД. Я по возможности
стараюсь уничтожать их, но, поймите, все заявления я порвать не могу.
С первых же дней немецкой оккупации Киев был наводнен шпиками и
провокаторами. Парки, скверы, базары, частные столовые, погребки и вообще
все места, куда могли заходить киевляне, находились под постоянным
наблюдением. В городе действовали гестапо, немецкая полиция, украинская
полиция, немецкая военная комендатура, у всех домов были расставлены
дежурные из управдомов и дворников, которые обязаны были следить за тем,
чтобы посторонние не заходили в дом и не оставались на ночлег. Хождение по
городу разрешалось с 7 утра до 6 вечера. Каждый день производились облавы,
осмотр чердаков и подвалов. Особенно усилились они после взрыва комендатуры.
Добавьте к этому, что в руках у гестапо были фотографии некоторых
украинских чекистов: случалось, что агенты, заброшенные на нашу территорию,
фотографировали людей, выходивших из здания НКВД. Вероятно, располагали они
и фотографией Кудри. И хотя он изменил внешность, все равно каждый шаг его
был сопряжен с опасностью быть опознанным.
Но день за днем рано утром Кудря выходил из дому, не спеша шел на
базар, где узнавал последние городские новости, оттуда в киоск за газетами
(он вел подшивку всех выходивших в Киеве газет, собирал журналы, брошюры), в
парк Шевченко, на Подол, в рабочие районы, столовые.
Максим искал. Ему надо было установить адреса оставшихся в городе
преданных нам людей. Не надо забывать, что при взрыве "дома Гинзбурга"
погибли не только оружие, деньги и паспорт, но и "ключи", с помощью которых
он имел доступ к другим разведчикам,-- их адреса и пароли.
Но искал не только Максим. Десятки и сотни советских людей, горевших
ненавистью к врагу, жаждали встречи с ним. И вот однажды, когда он
направился на очередную встречу с Тарасом, на Прорезной увидел плечистую,
чуть сутуловатую фигуру Алексея Елизарова-- знакомого львовского чекиста.
Они расцеловались.
-- Как хорошо, что мы встретились,-- сказал Елизаров.-- У меня есть
люди для тебя, Иван. Великолепные люди...
Если вы смотрели документальный фильм "Атом помогает нам", то уже
немного знакомы с Елизаровым -- он один из создателей этой картины. Елизаров
-- ныне киноработник, а тогда, в 1941 году, это был молодой способный
лейтенант, с успехом выполнивший несколько сложных заданий. Это ему, кстати,
было поручено взорвать мосты через Днепр. Уходил Елизаров из города
последним. Маленький отряд его был окружен, разбит, и он попал в Дарницкий
лагерь для военнопленных. Здесь он вспомнил об артистке Киевского оперного
театра Раисе Окипной. В дни обороны города она помогла чекистам ловить
диверсантов, сигналивших по ночам гитлеровским летчикам. Елизаров нашел
возможным переслать ей записку и на следующий день увидел Окипную у ворот
лагеря. Вечером Елизаров и двое его товарищей -- чекистов были на свободе.
Они спрятались на квартире у подруги Раисы Окипной --
тридцатисемилетней золотоволосой красавице Евгении Бремер, немки по
происхождению. Она была женой коммуниста, павшего жертвой навета в 1937
году. Немцы знали, что муж Бремер репрессирован, и считали ее своей
"фольксдейч". Но, несмотря на те блага, которые они ей предоставили, и ту
травму, которую нанесли ей в 1937 году, она оставалась преданнейшим
Советской власти человеком.
Представьте себе вечер в киевской квартире в первые дни оккупации.
Темно -- взорвана электростанция. С сумерками город погружается в тишину.
Слышны только шаги патруля. Вдруг -- крик, выстрелы: какой-то несчастный
застигнут на улице в комендантский час.
В комнате Бремер за столом сидят трое чекистов. Разговаривают шепотом,
прислушиваясь к шагам на лестнице. Вот все замерли: кто-то подошел к двери,