Фронт без линии фронта

которой его работа на оккупированной территории была бы затруднена.

Что касается Марии Ильиничны, то она действительно была Марией

Ильиничной Груздовой, вдовой репрессированного в 1937 году научного

сотрудника Киевского университета. Ей тогда было 28 лет, она работала

учительницей и жила с матерью мужа и шестилетним сыном в огромном

многоэтажном доме по Институтской, который был известен среди киевлян, как

"Дом Гинзбурга".

Рассказывают, что когда ее попросили взять на квартиру Кудрю, она

заплакала -- не от страха, а от сознания, что ей, жене человека, наказанного

Советской властью, доверяют такое важное задание, как охрана жизни нашего

разведчика. И она сделала все, что смогла, чтобы он успешно работал.

Итак, Кудря стал Кондратюком и перешел на нелегальное положение. Мария

Ильинична привыкла к своей новой роли. Свекровь ее недоумевала; зачем это

невестке вдруг понадобилось выходить замуж. Лантух считал дни до прихода

немцев, А в это время специальная группа чекистов быстро и незаметно

подбирала Максиму

помощников по подполью, готовила этим людям документы, продовольствие,

деньги, оружие, шифры. И хотя Киев еще оставался советским, это была работа,

требовавшая абсолютной осторожности и тайны -- одно лишнее слово могло

провалить всю операцию.

Чтобы вы имели представление, как это делается, я расскажу, как прятали

радиоаппаратуру. Для нее нашли место на одной из окраин Киева -- в

малоприметном ветхом домике, в котором жил старик-пенсионер Евгений

Михайлович Линевич. Привлекать внимание соседей было нельзя, поэтому решили,

что все должен проделать сам хозяин.

Вечером, когда в соседнем доме укладывались спать, он копал в кладовой

под полом яму. Через шесть ночей хранилище для рации было готово.

Сложнее было завезти громоздкую радиоаппаратуру, особенно

электробатареи, которые весили около пяти пудов. Старик предложил план. У

него было разрешение на покупку кубометра дров и полтонны каменного угля.

Ящик с батареями можно было установить в машине, засыпать углем, закидать

дровами и перевезти в дом.

Так и сделали.

Прошло несколько дней, и дед точно в назначенный час выходит к

трамвайной остановке: стоит, будто слушает радиопередачу, а сам посматривает

по сторонам. Видит: идет знакомый с базара, в руках корзина с фруктами.

Разговорились.

-- Хорошо, что я вас встретил, Евгений Михайлович. Выручайте, занесите

корзину Марье Ивановне, а то спешу,-- просит знакомый.

-- Что же, поможем,--соглашается дед. Корзина оказывается очень

тяжелой. Старик приносит ее домой, высыпает содержимое на стол: десять

яблок, десять груш, шесть гранат, браунинг, два пистолета ТТ, сотню

патронов.

Все было сделано настолько аккуратно, так был продуман каждый шаг, что

немцы потом даже и не подозревали, что в этом доме чекистами оставлена

мощная радиостанция.

Более того, забегая вперед, расскажу. Как-то они устроили обыск в доме

Линевича. Офицер и два солдата заглянули в кладовку, где помещались

замаскированная радиостанция и оружие. Старик стоял сзади ни жив, ни мертв.

Но, увидев на полу и столе, на котором обычно устанавливалась для работы

рация, куриный помет, трех белых породистых клуш и разный хлам, лежавший там

для отвода глаз, немцы молча переглянулись и ушли. "Куриная маскировка",

придуманная стариком, победила. Правда, в последнюю минуту один из фашистов

вернулся -- заметил торчащий в щелке у двери кончик провода. Взялся за него

рукой. Старик обмер, но не растерялся, сказал как можно спокойнее:

"То, прошу пана, электрический звонок был. Сын проводил".

Понял немец, нет ли, но вышел во двор, ничего не сказав. В

действительности же кончик провода, за который он держался, был вводом

антенны радиостанции: пятьдесят метров ее были проложены под плинтусом.

Потяни немец сильнее за проводок, вытянул бы всю антенну и дошел бы до

замаскированной аппаратуры. К счастью, этого не случилось.

Не знаю, жив Линевич или нет, но хотелось бы пожать ему руку. Это был

мужественный человек -- два года рисковал своей головой, охраняя рацию и

оружие Кудри, и в полной сохранности передал нашим властям.

19 сентября 1941 года наши войска оставили Киев и перешли на левый

берег Днепра. Наступило безвластие. И тогда все, что таилось, прозябало,

лелеяло надежду на возвращение старого, все, что двадцать лет вынашивало

звериную злобу к Советам, ненавидело, боялось, выплеснулось на улицы. В

городе начались грабежи. Враг номер два -- подлый, безжалостный и трусливый,

привыкший хитро маскироваться под советского человека и потому опасный

вдвойне -- впервые показал себя. Это из таких немцы выбирали полицаев и

карателей, управдомов, следователей, провокаторов.

Кудря шел с Марией Ильиничной по Крещатику и с болью наблюдал, как

выползают наружу эти слизняки. Появились первые солдаты в темно-зеленой

форме. Жалкая кучка стариков, одетых по-праздничному, направилась к