Фридрих Ницше

«Вы издали ни с чем не сравнимую книгу; ее субъективный характер совершенно стирает всякое постороннее влияние; полная откровенность, с какою отразилась в вашей книге ваша глубокая индивидуальность, резко отличает ее от всех других. Вы не можете себе представить, какое глубокое удовлетворение вы доставили мне и моей жене; наконец-то о нас заговорил посторонний голос, и заговорил в полном с нами согласии. Мы два раза прочли вашу книгу от первой до последней строчки, днем порознь, а вечером вместе и мы крайне сожалеем, что у нас нет второго обещанного вами экземпляра; из-за того единственного, который у нас есть, мы ссоримся все время. Мне непрестанно нужна ваша книга, она вдохновляет меня между завтраком и началом моей работы, так как после того, как я прочел вашу книгу, я приступил к последнему акту. Читаем ли мы ее порознь или вместе, мы все равно не можем удержаться от выражения нашего восторга. Я все еще не оправился от пережитого возбуждения. Вот в какое состояние вы нас привели!»

Козима Вагнер писала ему со своей стороны: «О, как прекрасна ваша книга! Как она прекрасна и как глубока, как она глубока и как она дерзновенна!»

16 января Ницше читает первую лекцию. Его радость и уверенность в себе беспредельны; он знает, что Якоб Буркхардт прочел и одобрил его книгу, он знает, что она привела в восторг Роде, Герсдорфа, Овербека… «Совершенно невероятные вещи пишут о моей книге, — сообщает он одному другу. — Я заключил дружеский союз с Вагнером; ты не можешь себе представить, как мы связаны друг с другом, до какой степени совпадают наши взгляды». Не медля ни минуты, Ницше принимается за новую работу: он хочет напечатать свои лекции. Это будет популярная книга, перевода для народа его «Трагедии». Но ему приходит на ум еще более решительное предприятие. Германия в это время готовилась к торжественному открытию Страсбургского университета: этот профессорский апофеоз на завоеванной солдатом земле глубоко возмущает его. Он хочет послать памфлет Бисмарку под видом интерпелляции в рейхстаг. Он спросит его, какое право имеют педагоги праздновать свой триумф в Страсбурге? Наши солдаты победили французских солдат, в этом их слава. Но разве французская культура унижена немецкой? Кто посмеет утверждать это?

Проходит несколько дней. Чем объясняется более грустный тон его писем? Почему он более не пишет о своей интерпелляции, или он о ней больше не думает? Мы знаем теперь, отчего переменилось настроение Ницше: кроме немногих понявших его книгу друзей, никто больше не читал, не покупал ее и ни один журнал, ни одно обозрение не удостоили ее критической заметки. Его лейпцигский профессор Ритчль также хранил молчание. Фр. Ницше пишет ему, что хочет узнать его мнение и получает в ответ суровую, полную осуждения критику. Роде предложил журналу «Центральный литературный листок» напечатать статью о книге Ницше, ему было отказано. «Это была последняя серьезная попытка защитить меня в каком-нибудь научном издании, и теперь я уже ничего не жду, кроме злостных и глупых выходок, — пишет он Герсдорфу. — Но я, как я уже с полным убеждением говорил тебе, все же рассчитываю, что моя книга мирно совершит свой путь через течение веков, так как многие вечные истины сказаны там мною впервые, и, рано или поздно, но они будут звучать всему «человечеству».