«Мой дорогой друг, как хорошо, что мы можем писать друг другу такие письма. У меня нет никого сейчас, кроме вас, с кем бы я мог так серьезно говорить, за исключением, конечно, «единственной»[7]. Бог знает, что было бы со мной без нее и без вас. Но для того, чтобы быть в состоянии отдаться удовольствию борьбы вместе с вами против «сократизма», надо иметь много свободного времени и не соблазняться никаким другим занятием, так как, для того чтобы выяснить этот вопрос, мне придется отказаться от всякого другого творчества. Здесь вполне применимо разделение труда; вы можете многое сделать для меня, если возьмете на себя половину дела, предназначенного мне судьбой. Исполнив это, вы, может быть, тоже последуете своей судьбе. Я всегда оставался недоволен моими филологическими изысканиями, а с вами бывало то же в области музыки. Если бы вы стали музыкантом, то из вас вышло бы приблизительно то же самое, как если бы я посвятил себя филологии. Но страсть к филологии живет в моей крови, она руководит мною в моем музыкальном творчестве. Вы же оставайтесь филологом и, в качестве такового, отдайте себя во власть музыки. Я серьезно настаиваю на этом. Я знаю от вас, насколько низменны современные занятия ремесленника-филолога, а от меня вы знаете, в какой жалкой лачуге находится сейчас настоящий «абсолютный» музыкант. Покажите же нам, чем должна быть филология, и помогите мне подготовить то великое «возрождение», в котором Платон сольется с Гомером, и в котором Гомер, проникнутый идеями Платона, будет наконец в первый раз высочайшим Гомером!.».
В этот момент у Ницше уже был выработан план его работы, и он собирался сразу написать ее. «Наука, искусство и философия сплелись так тесно в моей душе, что я думаю произвести на свет кентавра», — пишет он в феврале Эрвину Роде.
Но профессиональные занятия отвлекают его от этой работы. В марте он назначается исполняющим должность профессора и чувствует себя польщенным оказанной ему честью, но у него уходит теперь много времени на служебные обязанности. В то же время ему поручают курс высшей риторики, а затем его просят редактировать на хорошем латинском языке поздравительный адрес профессору Брамбаху, в продолжение 50 лет состоящему профессором в Фрайбургском университете. Ницше, который никогда ни от чего не отказывался, берется и за чтение курса, и за редактирование адреса. В апреле его ждет новая работа. Ритчль основывает обозрение «Записки филологического общества Липсии», — и хочет, чтобы его лучший ученик принимал в нем участие.
Ницше безусловно обещал свое сотрудничество, обещал поместить в обозрении статьи и уговаривал в письме Роде также согласиться участвовать в журнале.