Фридрих Ницше

«Да, — пишет он Герсдорфу, бывшему в это время в рядах действующей армии, сражавшейся во Франции, — наше общее мировоззрение получило, так сказать, боевое крещение. Я испытал то же, что и ты. Для меня, как и для тебя, эти несколько недель создали целую эпоху в жизни, во время которой в душе моей укрепились и утвердились все мои принципы… Я чуть не умер ради них… Сейчас я в Наумбурге, но еще не совсем поправился. Атмосфера, в которой я так долго находился, осталась висеть надо мной, как черный туман; мне все время чудятся несмолкаемые стоны и жалобы…»

Раньше, в 1865 году, во время кампании под Садовой, Ницше уже испытал войну и пережил увлечение ею. Великое непосредственное вдохновение охватило его; на один миг он почувствовал себя слитым воедино со своим народом. «Я переживаю совершенно новое для меня увлечение патриотизмом», — писал он. Ницше тщательно хранит и культивирует в себе это внезапно зародившееся в нем чувство.

Как изменилась теперь его душа! Никакого следа не осталось в ней от «лояльного швейцарца» прежнего времени. Он стал мужем среди мужей, немцем, гордым своей родиной. Война преобразила его, и он восхваляет ее: она будит человеческую энергию, тревожит уснувшие умы, она заставляет искать цели слишком жестокой жизни в идеальном строе, в царстве красоты и чувства долга. Лирические поэты и мудрецы, непонятые и отвергнутые в годы мира, побеждают и привлекают людей в годы войны; люди нуждаются в них и сознаются в этой нужде. Необходимость идти за вождем заставляет их прислушиваться к голосу гения. Только война способна преобразить человечество, только она может поселить в нем стремление к героическому и высокому.

Ницше, еще совсем слабый и больной, берется за рукопись своей книги и хочет занести в нее свои новые идеи. Мысль его возвращается к Греции; искусство ее заключается во внешней форме общежития, где все дисциплинировано борьбой, начиная с мастерской, где работает обращенный в рабство военнопленный, кончая гимназией и αγορα (agora), где свободный человек учится обращаться с оружием. Подобно тому, как крылатая богиня самофракийская летит над окровавленной триремой, точно так же греческий гений рождается из войны; она звучит в его песнях, она постоянный спутник его жизни. «Этот народ трагических тайн, — пишет Ницше, — нанес великий удар силе персиян; в свою очередь народ, поддержавший войну, имеет право на спасительный напиток трагедии. Мы можем проследить в этих словах Ницше, как ум его хочет в неизведанной Греции найти самую идею трагического. Мы постоянно находим у него слово «трагический», которое звучит лейтмотивом, вроде того, как ребенок повторяет впервые услышанное слово. «Трагическая Греция побеждает персов…» «Трагический человек — это сама природа в высшем напряжении своего творчества и сознания; такой человек играет со страданием». Одно время три формулы удовлетворяют Ницше в его поисках: произведение трагического искусства — трагический человек — трагическое государство. Таким образом, он предопределил три основные части своей книги, общее заглавие которой будет «Трагический человек».

Не надо упускать из виду действительной цели всех его размышлений; мысль об обществе, о дисциплине, увлекавшей его в прошлом, — все это не что иное, как идеальные формы для его родины. Он им отдает свои мечты и надежды. Латинская Европа обессилена утилитаризмом и неизбежностью жизни; Германия богата солдатами, поэтами, мифами и победами; она сюзерен народов, склоняющихся к упадку. Но как осуществить эту верховную власть? Не можем ли мы предсказать, что ее триумф составит новую трагическую и воинственную эру, расцвет рыцарства и лиризма? Если ум наш постигает это, то мы можем надеяться, а этого достаточно для того, чтобы возвести все это в степень долга. Какою прекрасною будет Германия с таким вождем, как Бисмарк, с таким солдатом, как Мольтке, с поэтом, как Вагнер, а философ ее уже существует, его зовут Фр. Ницше. Он нигде не говорит об этом, но безусловно в это верит; в гениальности своей он не сомневается.