Читаем Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге полностью

Фрейд понимал, что в мире есть любовь, не попадающая в его категории. Иные посвящают всю жизнь служению другим без каких-либо корыстных мотивов. Он полагал, что их альтруизм каким-то образом отражал стремление защититься. Эмоциональная связь с «объектом любви» несет в себе риск, и некоторые, как считал Фрейд, способны «защитить себя от утраты, направив свою любовь не на отдельные объекты, но в равной мере на всех. Такая всеобщая любовь есть состояние равномерно распределенных устойчивых теплых чувств, по виду совершенно не похожих на сексуальную любовь, которая их, тем не менее, порождает. Быть может, святой Франциск Ассизский зашел дальше других в этом умении использовать любовь для обретения внутреннего чувства счастья». Фрейд утверждает, что проблема «универсальной любви» в том, что «не все люди достойны любви»[381].

Зигмунд Фрейд считал великую заповедь «возлюби ближнего, как самого себя» нелепой. Нападая на религию, он яростно критиковал не только «чудеса» или «доктрины», но и этот призыв. Этот принцип, говорил Фрейд, «известен всему миру и несомненно старше христианства, которое с гордостью его демонстрирует как свою заслугу» (да, мы найдем его в еврейской Библии, в Книге Левит 19:18).

Эта заповедь, как и призыв любить врагов, абсолютно сбивает его с толку. Она просто недоступна его пониманию. «Зачем нам так поступать? – спрашивает он. – Что это нам даст? И, прежде всего, как нам этого достичь? Разве это возможно? Моя любовь драгоценна для меня, и я не должен раздавать ее бездумно кому попало. Если я кого-то люблю, он в каком-то смысле должен это заслужить. Человек заслуживает любви, если в существенном так похож на меня, что я могу любить в нем самого себя; еще он заслуживает ее, если настолько совершеннее меня, что я могу любить в нем мой идеал самого себя. Но если он чужой для меня, если он не привлекает моего внимания своим достоинством, если он не обрел чем-то еще значения в моей эмоциональной жизни, мне будет трудно его любить. И это будет просто неправильно, ибо моя любовь ценна для близких как знак того, что я отдаю предпочтение им, и было бы несправедливым к ним ставить рядом с ними чужака»[382].

Более того, пишет Фрейд, этот ближний может не любить его и даже ему вредить. «Если это в его интересах, – говорит Фрейд, – он не задумываясь будет наносить мне раны… ему ничего не стоит посмеяться надо мной, оскорбить меня, распространять обо мне клевету и показывать свое превосходство. И чем безопаснее он себя чувствует и чем я беспомощнее, тем вероятнее, что он будет поступать именно таким образом». Фрейд завершает: «Должен честно признаться, что он [ближний] скорее заслуживает враждебного отношения с моей стороны или даже ненависти». Он бы мог согласиться с этой заповедью, говорит Фрейд, если бы она звучала так: «Люби ближнего твоего, как твой ближний любит тебя»[383].

Люди склонны забывать о том, предупреждает Фрейд, что «человек – не милое создание, желающее, чтобы его любили, которое в самом крайнем случае может разве что защищаться от нападения; напротив, в его инстинктивном багаже много места занимает агрессия»[384]. Затем он спрашивает: «Зачем же так настойчиво напоминать о правиле, соблюдение которого нельзя считать разумным?» После подобных раздумий Фрейд заключает: «Ничто другое не противоречит столь сильно природе человека»[385].

Льюис не противоречит Фрейду: да, говорит он, заповедь «любить ближнего, как самого себя» противоречит нашей изначальной природе. Но именно потому нам нужна новая природа, необходимо возродиться духовно, «измениться». Ключ для понимания заповеди скрыт в выражении «как самого себя». Как мы любим себя? Льюис рассуждает: любить себя – значит желать себе лучшего и действовать соответственно, даже когда мы себе не нравимся. Все, что мы делаем, встав с утра и до того момента, как ночью ложимся в постель, – едим, движемся, умываемся, трудимся, – мы делаем потому, что желаем лучшего для себя. И воля помогает нам осуществлять эти действия независимо от того, нравятся нам они или нет.

«Я не испытываю к себе ни нежности, ни теплых чувств, – пишет Льюис, – и даже не всегда рад своей собственной компании. Так что призыв “любить ближнего” явно не значит “питай к нему нежные чувства”. И в самом деле, некоторые мои творения вызывают у меня ужас и отвращение. Так что я, очевидно, вправе презирать и ненавидеть нечто, сотворенное моими врагами»[386]. Он также вспоминает слова своих учителей: они говорили, что важно «ненавидеть поступки дурного человека, но не его самого». Ему такое разделение всегда казалось нелепым: «Как можно ненавидеть итог чьих-то деяний и при этом не испытывать ненависти к нему?» Много лет спустя Льюис понял, что есть один человек, с которым он именно так и поступает на протяжении всей жизни, – он сам. «Хотя, – пишет он, – я могу не любить собственную трусость или жадность, я продолжаю любить себя». Таком образом, он продолжает желать лучшего для себя и действовать соответственно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь со смыслом

Триумф христианства. Как запрещенная религия перевернула мир
Триумф христианства. Как запрещенная религия перевернула мир

Наш мир еще не видел более фундаментального и значительного культурного преображения, чем покорение западной цивилизации христианством. Триумфальная христианизация Римской империи стала величайшей исторической победой когда-то запрещенной религии, приверженцев которой преследовали и подвергали мученической смерти. Новая книга всемирно известного исследователя Библии и историка раннего христианства Барта Эрмана – это описание того, что произошло, когда церковь слилась с имперской властью. В своем рассказе Эрман избегает как победных реляций о росте влияния и усилении власти церкви, так и напрашивающихся после знакомства с историческими фактами обвинений христиан в варварстве и вандализме по отношению к разрушенному и утраченному бесценному культурному наследию древней языческой культуры. Он задается вопросом и пытается дать на него объективный ответ: как маленькая горстка последователей Иисуса из Назарета сумела обратить в свою веру огромную и мощную империю?

Барт Д. Эрман

Справочники
Четыре всадника: Докинз, Харрис, Хитченс, Деннет
Четыре всадника: Докинз, Харрис, Хитченс, Деннет

Великие ученые и интеллектуалы нашего времени Ричард Докинз, Кристофер Хитченс, Сэм Харрис и Дэниел Деннет однажды встретились за коктейлем, чтобы честно обсудить судьбу религии. Видео их беседы стало вирусным. Его посмотрели миллионы. Впервые эта эпохальная дискуссия издана в виде книги. Это интеллектуальное сокровище дополнено тремя глубокими и проницательными текстами Докинза, Харриса и Деннета, написанными специально для этой книги. С предисловием Стивена Фрая.Ричард Докинз – выдающийся британский этолог и эволюционный биолог, ученый и популяризатор науки. Лауреат литературных и научных премий. Автор бестселлеров «Эгоистичный ген», «Расширенный фенотип» и «Бог как иллюзия».Кристофер Хитченс – один из самых влиятельных интеллектуалов нашего времени, светский гуманист, писатель, журналист и публицист. Автор нескольких мировых бестселлеров, среди которых «Бог – не любовь».Дэниел Деннет – знаменитый ученый-когнитивист, профессор философии, специалист в области философии сознания. Деннет является одной из самых значимых фигур в современной аналитической философии. Автор книг «От бактерии до Баха и обратно», «Разрушая чары» и других.Сэм Харрис – американский когнитивный нейробиолог, писатель и публицист. Изучает биологические основы веры и морали. Автор бестселлера «Конец веры». Публикуется в ведущих мировых СМИ: The New York Times, Newsweek, The Times.Стивен Фрай – знаменитый актер, писатель, драматург, поэт, режиссер, журналист и телеведущий.

Дэниел К. Деннетт , Кристофер Хитченс , Ричард Докинз , Сэм Харрис

Религиоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки
Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки

Однажды биологические часы остановятся. Во что верить, когда точно знаешь, что конец неминуем? На что можно надеяться, если больше не готов слушать благочестивые сказки? Критики называют Джона Шелби Спонга самым лютым еретиком ХХ века. Сторонники – предтечей новых глобальных сдвигов в религиозном мировоззрении. Эта книга – первая возможность для русскоязычных читателей познакомиться с идеями одного из блестящих интеллектуалов нашего времени, задающего направление всем самым интересным богословским спорам сегодня. Торжественно-печальная симфония, сочиненная старым мастером на исходе жизни, монументальное кредо, проникновенная исповедь, глубокое представление взглядов интеллектуально честного христианина на жизнь и смерть.

Джон Шелби Спонг

Философия

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии