Франц Кафка не желает умирать

Буржуазного, контрреволюционного Кафку Юрий не читал вообще. Из принципа, как любого другого зарубежного писателя. Ведь отдавать предпочтение иностранцу означает оскорблять русскую литературу и допускать, что русская душа не в состоянии выразить все на свете, разве нет? Когда у тебя есть Достоевский и Гоголь, какой вообще смысл тратить время на Диккенса? У иностранца никогда не будет русской души, и именно в этом заключалась абсолютная истина! Расстояние, отделявшее его от утверждений о том, что у иностранцев ее вообще нет, Юрий преодолевал весело и с задором.

Что же касается Кафки, то тот был писатель не просто зарубежный, но в первую очередь буржуазный. Так, по крайней мере, утверждали архивы. Однако даже если бы он изменил своим принципам и опустился до знакомства с иностранным автором, сделать это у него не было бы никакой возможности, потому как на русский Кафку никто не переводил. Интересно, а сами авторы статей, окрестивших творчество этого писателя «буржуазным», его вообще читали? Сказать это с уверенностью не взялся бы никто. Надо ли читать сочинителя, чтобы ухватить его идеи? Мысль буржуазного писателя надо искать не в книгах, а в его корнях.

Дора Ласк-Диамант сидела напротив него, сгорбившись и втянув голову в плечи. Осунувшееся лицо и ни намека на блеск во взгляде. С момента первого допроса, полгода назад, она будто страшно постарела. От былой дерзости не осталось и следа. Губы, в прошлый раз вроде как накрашенные, этим утром приобрели болезненный бледно-розовый оттенок. Откуда оно, это меланхоличное выражение на твоем прекрасном личике, Дора? Может, всему виной тот факт, что Лутц Ласк, как поговаривают, держит путь на Колыму? Прибереги свою печаль и лавины слез для другого случая, ибо в данный момент на кону стоит твоя собственная жизнь.

– Для начала, товарищ Дора Ласк-Диамант, я хочу задать вопрос о твоем первом муже, – в виде вступления выложил Юрий. – Мне хотелось бы знать, почему, на твой взгляд, Франца Кафку не перевели на русский язык. Почему этого до сих пор не сделали, притом что его читают во многих странах мира? Может, ты думаешь, что наш язык недостоин его трудов, что ему никогда не передать тонкость его мысли? Или, может, вся партийная номенклатура в полном составе прошла мимо творений твоего мужа? В моем распоряжении имеется целый ряд статей, где одни называют его прорицателем и пророком, другие романистом Избавления, третьи романистом Прощения, четвертые Тревоги, пятые Абсурда. Некоторые даже смеют сравнивать его с Достоевским! Ответь мне, только честно, – к какому лагерю принадлежат его персонажи, контрреволюции или Добра? Как его романы относятся к рабочему классу? Как он сам принял Октябрьскую революцию – чествовал подобающим образом или оболгал? О колхозном крестьянстве у него что-нибудь было? Кто он, твой Кафка? Реакционер без рода и племени? Писатель, отгородившийся от пролетариата? Сторонник Керенского? Меньшевик? Он восхвалял величие советского народа и доброту его руководителя? Или, как утверждают многие, был нигилистом? Его творческое наследие может воодушевить лично Сталина, надежду всех народов и светоча нашей жизни? Или он примкнул к этим бешеным псам троцкистам, к белым и кулакам? Какой смысл скрывается в его произведениях? Отвечай, ни одна крупица истины не должна остаться в тени, и тебе это прекрасно известно. Кафка стремился писать в канве литературы социалистического реализма? Иосифу Виссарионовичу Сталину его книги могли бы понравиться? А воспитанникам комсомола, сельским колхозникам, этим славным сыновьям партии, героическим матерям народа, нашим народным комиссарам, нашему доблестному прокурору Вышинскому?

Он умолк, вытер лоб, залпом выпил стакан воды, подумал, что для такой работы стал уже, видимо, староват, и продолжил:

– А теперь говори, ибо сейчас ты отвечаешь за Кафку перед историей и советским народом!

– Я не понимаю смысла ваших вопросов, – после некоторого молчания заявила Дора, глядя ему прямо в глаза.

Юрий сдержал порыв нахлынувшего на него гнева, вызвавший жгучее желание врезать кулаком по физиономии молодой женщины, и сказал:

– Тогда мне придется зачитать посвященную Кафке выдержку из «Литературной энциклопедии» Академии наук СССР, чтобы ты поняла, в чем первейшие литературные светила обвиняют труды твоего первого мужа.

С этими словами он схватил первую страницу лежащего перед ним дела, надел очки и прочел:

КАФКА, Франц, 1883–1926 гг.: видный представитель пражской группы немецких писателей (Макс Брод, Густав Мейринк и т. д.).

– Я прошу прощения, – нерешительно произнесла она, – но Франц умер в 1924 году.

Окинув ее мрачным взглядом, он заорал: