Фрактальный принц

Птичий вольер не обеспечивает такой гармонии, как приёмные покои Таваддуд. Она посвящает несколько минут тому, чтобы погрузиться в медитацию, выровнять дыхание и избавиться от своих тревог, растворив их в шуме птичьей стаи, шелесте растений и влажном горячем воздухе. Затем она шёпотом обращается к металлической птице, сидящей в её руках.

Скажи мне своё имя. Я Таваддуд. Скажи своё имя.

Сначала ничего не происходит, только по спине пробегает холодок. Таваддуд осознаёт, насколько опасна её попытка в заражённом диким кодом дворце, даже под защитой Печатей. Но это лучше, чем смотреть, как мучается невинное создание.

Как тебя зовут?

Внутри птицы, в её голове, что-то шевелится, словно испуганная змея. В атаре в птичьем сердце, будто дым, колышется смутный образ. Она ощущает себя уроборосом в замкнутом пространстве металлической оболочки, в маленьком мирке, который кажется сном, но вот возникает залитый светом коридор, и её окликает голос.

«Я Арселия».

Арселия, повторяет Таваддуд. Арселия, послушай, я собираюсь рассказать тебе историю.

«Я не люблю истории. Они всегда лгут».

Это правдивая история, я тебе обещаю.

«О чём она?»

О любви.

«Мне нравятся любовные истории».

Хорошо, говорит Таваддуд и начинает рассказывать.

Давным-давно жила на свете девушка, которая любила только монстров.

11 Вор и шрамы

Этот вир пахнет порохом и машинным маслом. Вдали слышатся выстрелы. Я обнажён и привязан к металлическому стулу в ярко освещённом помещении. Пластиковые ремни больно врезаются в запястья и лодыжки, а в спину давят тонкие перекладины спинки.

Тигр уже не тигр, а человек, он стоит в тени, скрестив руки на груди, на обезображенном шрамами лице отстранённое выражение. Затем он выходит на свет, и в его движениях всё ещё угадывается хищная грациозность тигра.

– Хороший корабль, – произносит он. – Плотского, безусловно, многовато, но это мы сможем исправить. И начнём с твоей подружки.

– Что ты сделал с Миели?

– С оортианкой? Ничего. Это она оказала мне услугу, помогла выбраться. – Он придвигает себе стул, разворачивает его, садится и опирается на спинку, так что его лицо оказывается вплотную к моему, как прежде морда тигра. – Итак, нам пора поговорить.

Я вздрагиваю. Наши разумы всё ещё заключены в Ларце. А вир находится внутри «Перхонен». В Соборности принято разделять миры и разумы. Но от этого не становится лучше.

Человек-тигр медленно открывает складной нож.

– Этот вир создан из моих воспоминаний, – говорит он. – Я воспроизвёл множество деталей. Хорошие аватары. Нервы, мускулы, вены. – Он пробует остроту лезвия на кончике большого пальца, и на коже, словно улыбка, проявляется алая полоска. – Другие часто забывают о плоти. Но о своём противнике никогда не стоит забывать. Он всегда здесь, даже когда ты его не видишь. Квантовому подонку это хорошо известно.

Я не успеваю сдержать смех, и он вырывается изо рта вместе с капельками слюны и крови.

– У тебя всегда было отличное чувство юмора, ле Фламбер, – признаёт он. – Думаю, мы не будем затягивать эту процедуру, если ты скажешь, что понадобилось от меня этой суке Пеллегрини на этот раз.

– Я смеюсь не из-за этого, – отзываюсь я.

– Что ж, если смех тебе помогает…

Он поднимает нож, приставляет его к уголку моего глаза и начинает надавливать…

– Знаешь, я ведь хотел дать тебе шанс, – говорю я, несмотря на текущую по лицу кровь. – Поэтому и оставил Врата Царства открытыми. Я верил, что у тебя были веские причины, чтобы сделать то, что ты сделал. Но теперь я думаю, что тебе просто нравится калечить людей.

Он широко раскрывает глаза и делает шаг назад. Черты моего лица начинают расплываться. Тело меняется. Его Код эхом раздается в моей голове – мягкая холодная мёртвая кожа под моими пальцами. Моя усмешка напоминает тигриный оскал. Усилием мысли я растворяю стул и поднимаюсь на ноги.

– Что ты сделал? – рычит он.

– Возможно, я меньше, слабее и младше, но это не значит, что я не могу быть умнее. Ты правильно заметил: не стоит забывать о своём противнике. Я создал вир небесной тверди. Да, знаю, что это считается невозможным. Только если у тебя нет оортианской техники, управляемой программами Соборности. «Перхонен» – отличный корабль.

Он замахивается ножом, но я уже призрак, не подчиняющийся законам вира.

– Тебе надо было пройти сквозь Врата, – заявляю я. – Обезьяны не всегда лгут.

Я замораживаю вир и блокирую свою связь с ним. Разрыв реальности возвращает меня в тёмный лес. Тигр замер на середине прыжка. Я подбираю свой меч, миную тигра и направляюсь к выходу.

Врата возвращают меня обратно в физическое тело, оставленное посреди безумного водоворота маршрутизатора. Я подхватываю Ларец, вырываю его из хрупких объятий устройства, и в этот момент налетает стая Охотников.