Фоторобот в золоченой раме

— Пятьдесят тысяч баксов за два часа работы. Включил дурака, глаза повыпучивал, поизображал нереально крутого бизнесмена — и можно год жить безбедно.

— Вообще, это соучастие, Борис.

— Да я вообще не знал, что это мошенничество. Так, сказали, постановка небольшая. Чтобы человека напрячь. Я и не думал, что так далеко зайдёт.

— Слушайте, давайте, как всё было. И кто режиссёр.

— Да эта ценительница прекрасного, чтоб ей подавиться!

— Конкретно.

— Ирочка… Ирина Левицкая.

— Все чудесатее и чудесатее, как говаривала Алиса, — произнёс Платов. — Она же как бы потерпевшая по этому делу.

— В том-то и дело, что как бы. На деле она инсценировку заказала. Якобы у неё нелады с партнёром по бизнесу. Тот бандит и требует от неё все личные сбережения. Вот и решила затеять постановку, чтобы потом иметь возможность обвинить его. И получить рычаги давления.

— Слушай, Боря, и ты поверил в эту чушь?

— За такие деньги я в помидоров-убийц из космоса поверю… Я Иру ещё по Нижнему Новгороду знаю. Восемь лет назад я в Москве осел. А она в Петербурге. И вот недавно встретились случайно в Петровском пассаже. Охи, ахи, земляки, друзья детства, обмен телефонами, заверения в дружбе до гробовой доски. И, как принято после таких разговоров, — до свиданья навсегда. Но через месяц она нежданно-негаданно позвонила мне на мобильный и предложила эту комбинацию. Я представить не мог, что она под эту постановку какие-то там машины и картины отожмёт.

— А почему к вам обратилась?

— Да потому что я правда артист. В театре миниатюры играю. И хочу дальше играть там, а не в тюремном хоре петь. А когда моя, пусть нечёткая, фотография в газете появилась, я понял, что рано или поздно меня найдут. Но тогда уже никому и ничего не объяснишь.

— Показания дашь, Боря?

— При одном условии. Мне нужны гарантии, что меня не арестуют.

— Эти гарантии я попытаюсь добыть… Бабки обещанные Ирина тебе хоть отдала?

— Она? Бабки отдала? Да вы что!

— То есть и подельника кинула.

— Она добровольно с копейкой не расстанется.

— Так зачем было связываться с ней?

— Надеялся, что из добрых старых отношений она уж меня, друга детства, не кинет.

— И кинула.

— Иначе быть не могло.

— Почему?

— Потому что она по рождению кидальщица…

* * *

Кононенко утречком, выйдя во двор, совершенно случайно обнаружил, что у него очень аккуратно и умело подрезаны тормоза. Тот, кто это делал, рассчитал всё достаточно скрупулёзно: машина набирает скорость и в этот момент отрубаются тормоза, а дальше или летальный исход, или тяжёлые ранения — в общем, потерпевшему станет не до уголовного процесса.

После этого потерпевший, стальные нервы которого наконец не выдержали, завалился на отдалённую делянку в Тульской области и там неделю пил горькую. Вернувшись в четверг, позвонил Шведову и настоял на срочном рандеву.

Вытянул он оперативников на встречу в своё подмосковное имение, занимающее почти гектар леса. Там даже была вертолётная площадка, и вертолёт одно время тоже был в те самые девяностые годы, когда деньги сыпались с неба.

Стены в трёхэтажном просторном доме были завешаны коллекцией пейзажной живописи. На месте, где когда-то висели поддельные Киселёв и Орловский, теперь было пусто.

Они устроились в огромном помещении за овальным столом, покрытым белоснежной хрустящей скатертью. На столе уютно пыхтел самовар — после запоя Кононенко спиртное видеть не мог. В розетках краснело домашнее малиновое варенье. Чай был с какими-то ароматическими добавками, запах и вкус были чудесными.

Дунув на блюдце и отведав напитка, Кононенко вздохнул:

— Даже не знаю, что думать обо всём этом.

— От кого подарок прилетел? — спросил Шведов, зачерпывая чайной ложкой малиновое варенье и про себя отмечая, что оно отменное.

— Скорее всего, от Левицких. Если это вообще не случайность.

— Какая случайность? — взорвался Шведов. — Таких случайностей не бывает… Вот ответьте мне на один вопрос — какого лешего вы не вызвали опергруппу?

— Да как-то не подумал, — виновато произнёс Кононенко. — Настолько всё было неожиданно.

— Надо было зафиксировать всё. Дело возбудить. У нас бы козыри были по Левицким. Мы бы их обратно в камеру спрятали.

— Теперь уже ничего не сделаешь. Я на сервис машину загнал… — покачал головой Кононенко. — Знаете, друзья, что-то у меня уже соображалка стала отказывать. Уже больше года всё это тянется. Конца и края не видно. Репутация просто ржавеет на глазах. Знаете, как в нашей среде. Дело даже не том, что у тебя проблемы. Плохо, когда ты не можешь разрешить эти проблемы. Любыми способами.

— Любыми, — хмыкнул Шведов. — Не жалеете, что через полицию решать всё надумали?

— Честно? С самого начала мне знакомые, весьма весомые в теневом мире, предлагали — чего ты дурью маешься? Давай твою Иришку на цепь чугунную посадим в подвале. Через два дня деньги сами собой появятся. Но насилие — это не моё. Никогда не возьму на свою совесть чью-то жизнь или здоровье. Никогда. И это не слабость. Я слишком много видел, чтобы понять — есть та грань, за которую никогда нельзя заступать…

* * *