Джадд сделался молчалив, как кусок кожи. Ему хотелось что-нибудь подарить парнишке, и он вспомнил про лупу с ручкой из эбенового дерева, которую хранил много лет в замшевом мешочке.
Они ехали вверх по склону, тонули в вековечной пыли и спотыкались о камни, и тут Джадд что-то снял со ствола дерева.
— Держи, Гарри, — сказал он и протянул сжатую ладонь. — Вот тебе подарочек.
В отсутствие лупы он был вынужден довольствоваться тем, что есть.
— Что там? — спросил мальчик, осторожно касаясь волосатого кулака.
— Нет, — рассмеялся Джадд, краснея под слоем грязи. — Закрой глаза, открой рот!
Когда Гарри послушался, он положил ему в рот кусочек смолы.
— Ай! — вскрикнул парнишка, скривившись.
— Не плюй, — предупредил Джадд. — Попробуй пожевать.
Он сунул себе в рот такой же кусочек, чтобы доказать его съедобность.
Они ехали и жевали смолу, которая была почти совсем безвкусной, разве что немного горчила. И все же теперь между ними стало больше общего — смола и процесс ее пережевывания объединяли, успокаивали. Разъезжая по сверкающему склону, они осторожно подталкивали ослабевший скот пальцами ног, пока Гарри не поднял взгляд и не увидел на скальном выступе Фосса, смотрящего не на него, а вдаль.
Парнишка глядел на него во все глаза, и солнечные лучи, отражавшиеся от окрестных скал, создавали впечатление, будто немец вот-вот растворится в свете. Фосс сидел на вершине безупречный и бесплотный, словно какое-нибудь божество.
— Нам туда никогда не подняться! — мрачно пробормотал Гарри Робартс.
— Вряд ли он этого хочет, — заметил Джадд.
Парнишка готов был спрыгнуть с лошади и мчаться наверх, обдирая коленки. Устыдившись своего непостоянства, он тут же выплюнул остатки горьковатой и теперь такой неприятной смолы.
— В самом конце я стану к нему ближе всех! — воскликнул Гарри. — Буду сидеть под платформой. Буду учить языки.
— Ты сбрендил! — заявил Джадд.
От сказанного стало неловко обоим, потому что либо это была правда, либо полуправда, и неизвестно еще, что хуже.
— Сбрендил, — повторил Джадд, ударяя лошадь грязной ладонью. — Сперва птицы, теперь вот языки. Какие же языки ты выучишь, Гарри? Немецкий? — рассмеялся он натужно.
— Не важно, могу немецкий, могу любой другой. Я научусь говорить так, чтобы мистер Фосс понимал меня, и расскажу ему о том, что у меня внутри.
— Какая же у тебя цель? — спросил Джадд, глядя на недоступную скалу.
Он помрачнел.
— Я не умею ни писать, ни говорить. То ли дело мистер Лемезурье! Он все записывает. Я видел его книжку.
— Неужели? И что он там пишет?
— Откуда же мне знать? — рассердился Гарри. — Я умею читать только большие буквы.
Мужчина и мальчик продолжали трудный подъем, сидя на одинаковых лошадях.
— Он ведет путевой дневник, — наконец решил мужчина. — Как мистер Фосс.
— Вовсе нет, — сказал парнишка. — Не тот у него вид. Я смотрел, как он пишет.
— Полагаю, когда-нибудь мы увидим, — вздохнул мужчина.
— Не мы, — усмехнулся парнишка. — Это увидит пустыня — страницы будут летать, пока их не сожжет солнце. Нас тут уже не будет.
— Я не умру! Хотя не очень-то умею читать, — процедил мужчина сквозь зубы.
— Все мы умрем.
— Гарри, ты сбрендил! — вскричал Джадд.
— Знаю, я немного простоват, — признался парнишка, — и не умею говорить хорошо.
Гарри даже позабыл про Фосса, и когда снова поднял взгляд, тот уже ушел, оставив после себя лишь солнечные мечи, вонзающиеся в кварц и в длинное, мягкое облако небесной пряжи, которое и представить трудно тем, кто слишком долго смотрел на грязные шкуры своих убогих овец. Впрочем, за день облако и само запачкалось и выросло, сделавшись совсем неприглядным.
К вечеру люди, лошади, мулы и коровы перевалили за хребет и собрались в том месте, где лощина соединялась с руслом пересохшей реки.
— Наверняка пойдет дождь, — говорили люди, чьи глаза и потрескавшиеся губы уже блестели от влаги; лошади удрученно ржали, тупые морды коров нюхали воздух.
В надежде, что река наполнится водой, лагерь решили ставить прямо там и подняться вверх по склону в случае необходимости.
— А как же быть с овцами? — вспомнил Пэлфримен.
Фосс избавился от овец одним взмахом руки:
— Придется их бросить, они не справляются. Время дорого!
Дождь тоже грозил обернуться потерями во времени, и он мрачно поглядывал на тучи, влага из которых вскоре освежит и его самого.
— Если их кормить и поить как следует, овцы пойдут быстрее, — заявил Джадд.
— Нет, — ответил Фосс. — Нет! Их слишком мало. Оно того не стоит.
Коричневое небо прорезала зеленая вспышка молнии.
— Овцами придется пожертвовать! — закричал немец, перекрывая раскаты грома и вдыхая предгрозовой воздух до тех пор, пока едва не лопнул. Потом добавил, исходя из соображений практичности: — Ничто не мешает Ральфу и Тернеру заколоть парочку про запас. Мясо мы высушим и возьмем с собой.
Скалы содрогнулись от грома.
— Нужно предупредить Ральфа! — продолжал кричать немец, обращаясь к тем, кто расстегивал подпруги, развязывал узлы, стреноживал лошадей или натягивал жалкие куски парусины, прикрывая нежелание возвращаться на кряж. — Дайте подумать, — проговорил Фосс, ликуя вместе с бурей.