Фосс

Не было ни малейшего сомнения, что ребенок — ее, даже кровная мать ничуть не возражала. Роуз Поршен лежала в лучшей комнате с прикрытыми ставнями и принимала это как должное. Она брала девочку на руки и кормила, когда ей велели. Она смотрела на сморщенное личико издалека. Очевидно, она расплачивалась за какой-то чудовищный грех, и ни религия, ни даже собственное дитя не смогли бы ее убедить, что она заслуживает прощения. Поэтому в уголках глаз младенца замирали мухи на длинных лапках. Поэтому суконная обивка на спинках кресел взирала на нее с готическим величием. Все было чудесно, вот только заторможенной женщине все казалось изваянным из камня. Ее застывшие губы не двигались. Ее руки сложились в жесте бесконечного приятия.

И тогда хозяйка начинала хмуриться из-за бездействия своей горничной.

— Смотри, Роуз, на лице ребенка сидят мухи. Гадкие создания! Они могут ей навредить, — с неподдельной тревогой говорила Лора. — Нужно попросить мистера Боннера привезти нам из города кисеи.

Она забирала облаченного в дорогие одежки младенца, качала его или держала столбиком, чтобы он выпустил лишний воздух. Хозяйка успокаивалась очень быстро. Она забывала про неловкую горничную, стоило ей только получить обратно свое дитя. Молодая женщина светилась и трепетала, наслаждаясь теплом младенца, в то время как горничная, сыграв свою роль в его прозрачной жизни, довольствовалась погружением в собственную поблекшую плоть в тусклом саване дней, в который облекла ее сила обстоятельств.

— Как назовешь ребенка? — спросила у кузины Белла Боннер.

— Не знаю, — ответила Лора Тревельян. — Нужно спросить у Роуз.

— Бедная Роуз! — воскликнула Белла.

— Почему бедная? — вскинулась Лора.

Белла рассмеялась. Этого она сказать не могла.

После возвращения от Принглов золотоволосая Белла изменилась. Она бродила по коридорам как львица. Она чувствовала, что Лора сбежала, оставив ее в клетке одну.

Впрочем, Лора ее не забывала и часто оглядывалась на прошлое с любовью.

— Пойдем вместе, — предложила она, стараясь загладить вину, — пойдем и спросим у Роуз.

Белла грустно улыбнулась, однако пошла, держась немного поодаль.

— Роуз, — ласково обратилась к ней Лора, — как ты хочешь назвать своего ребенка?

Роуз уже поднялась с постели, хотя и продолжала сидеть в прохладной комнате, ожидая, пока снова окрепнет. Она не колебалась ни секунды.

— Мерси[28], — сказала она.

Белла рассмеялась, и Лора вспыхнула.

— Скромное имя, — заметила Белла.

— Мерси — и все? — спросила Лора.

— Все, — повторила Роуз.

Она откашлялась. Она опустила взгляд. Лучше бы ее оставили в покое…

— Я так и вижу Мерси в сером! — мечтательно пропела Белла.

Будущее представлялось ей прекрасной мечтой.

— Возьми-ка Мерси ненадолго, Роуз, — предложила Лора, протягивая ей сверток с ребенком.

— С вами ей лучше, мисс, — бесстрастно проговорила женщина и добавила: — Вы друг другу подходите.

И в самом деле, казалось, эта женщина с посеревшей кожей не имеет с розовым младенцем ничего общего. У Лоры защемило сердце.

— А вдруг люди станут смеяться над Мерси? Давай-ка дадим ей второе имя. К примеру, Мэри?

— Подумаешь, люди! — ответила Роуз.

И тогда Лора поняла, что страдать от насмешек и порицаний придется ей.

Во время их разговора Белла несколько смягчилась, обнаружив, что Мерси — презабавное создание.

— Бедняжка наглоталась воздуха! Давай ее сюда, Лолли! — настаивала она.

— Значит, пусть будет Мерси. Я попрошу дядюшку договориться с мистером Пламтоном, — пообещала Лора. — Тянуть с крестинами ни к чему.

— Спасибо, мисс, — сказала Роуз.

Так все и устроилось.

Однако в то утро, когда Мерси нарядили для крестин, мать все не появлялась. Лора решила, что она проспала, отправилась будить свою горничную и обнаружила, что той больше нет…

Роуз Поршен отвернула лицо в сторону. Кровавая слюна запачкала подушку, потемневший язык уже окоченел… В самом деле, это бедное животное пережило свое последнее унижение. В результате девушка с приколотыми на груди розами, которая вбежала в комнату запыхавшись, светясь в предвкушения таинства, и сама пожелтела от горячего дыхания смерти. Лора растирала ей руки, стоя у кровати. Лора давилась рыданиями и трогала бедные, еще живые волосы мертвой женщины, своей подруги и служанки.