Фосс

По самой жаре, после того как остальные ушли, Джадд методично занимался своим делом. У него был мятый клочок бумаги, на котором он что-то помечал. Во рту Джадда торчал огрызок карандаша. Большой палец на руке, некогда сильно ушибленный кувалдой, вместо ногтя покрылся толстой и желтой роговой пластинкой. Выполняя возложенные на него обязанности, бывший каторжник испытывал истинную гордость, проистекавшую из уважения к тому, чем он занимается, — к предметам из железа, дерева или стекла, имевшими в земной жизни столь великое значение. Хороший топор или нож он обожал и смазывал или точил с самой нежной заботой. Что же касается навигационных приборов, мистицизм чисел, от которых они неотделимы, наполнял его еще большим благоговением. Указывающие в недостижимую даль трепетные стрелки казались ему нежнее листочков папоротника. Все, что представляло важность и тайну, виделось Джадду в окружении зарослей папоротника — как оставшийся далеко позади родник на его собственном участке.

Иногда он дышал на стекло приборов и тер его мягкой частью руки, на которой твердые завитки кожи меркли в сравнении с грубыми отметинами судьбы.

— Фрэнк, я никак не найду тот большой призматический компас в деревянном футляре! — вдруг пожаловался Джадд.

— Вряд ли такая заметная штука могла запропаститься далеко, — ответил Лемезурье без особого интереса.

— Эти туземцы готовы умыкнуть, что под руку попадется! — заявил каторжник.

Он обильно потел всем телом, как делают крупные мужчины, и над верхней губой у него мелкими каплями выступило раздражение, тревога и даже холодное отчаяние.

Джадд искал компас повсюду.

— Фрэнк, я сделал все, что мог, — наконец сказал он. — Его уже не найти.

Тогда он отправился к хижинам аборигенов и принялся проклинать живущих там чернокожих женщин, которые ловили вшей в волосах друг у друга и смеялись над кувыркающимися в пыли рыжеволосыми детишками. Аборигенки не поняли Джадда. Их груди печально повисли.

Джадду неожиданное исчезновение компаса представлялось не менее загадочным, чем лабиринт зноя, сквозь который он брел обратно в лагерь.

Фосс, разумеется, пришел в ярость, потому как давно ожидал чего-то подобного.

Джадд пошел прочь.

Ближе к вечеру, когда остальные уже вернулись и стали поить лошадей и складывать хлысты, их тщательно расспросили, но ни один из них не счел, что пропажа компаса касается его напрямую. Поэтому обыск личных вещей они восприняли в лучшем случае со смехом, в худшем — с раздражением.

Фосс подошел к палаткам и сообщил, что компас необходимо найти. Одетый во все черное предводитель экспедиции смахивал на мрачного пророка.

Бойл также явился в лагерь. Он уже допросил аборигенов и убедился, что призматический компас точно не у них.

— Тогда это не поддается никакому объяснению! — вскричал Джадд и пнул свои седельные сумки так, что те хлопнули, словно пара огромных тяжелых крыльев. — Неужто я сплю?..

И действительно, происходящее все больше напоминало дурной сон. Люди замерли, испытывая настоятельную необходимость найти пропавший компас.

Каковой Джадд, как выяснилось, обнаружил в своей седельной сумке.

— Я же его туда не клал! — изумленно воскликнул он. — Зачем мне это?

Его мужественное лицо стало жалким.

— Совершенно незачем, — добавил он, в отчаянии продолжая копаться в воспоминаниях обо всех своих дурных снах.

Фосс отвернулся и ушел. Инцидент был исчерпан — если и не к его преимуществу, то хотя бы в ущерб другому человеку. Временами он испытывал страстное желание любить того, кого хотел унизить. К примеру, он вспомнил жену каторжника, чья простота была достаточно гибкой, чтобы пережить его разоблачение. Еще он вспомнил телескоп, который Джадд соорудил своими руками и понял, что для изучения звезд тот не годится. Предаваясь подобным мыслям, размышляя о человеческих слабостях и обмане, Фосс втянул голову в плечи и пересек пыльный двор. Унижение Джадда и жалость к нему уводят меня в сторону, внезапно понял немец и заартачился. Иллюзия развеялась. Трон его ослепительно засверкал.

У палаток Джадд сказал:

— Мистер Пэлфримен, я не клал туда компас.

— Я вам верю, — ответил Пэлфримен.

— Тому нет никакой разумной причины!

Причина есть всегда, молча поправил его Пэлфримен и принялся ее искать.

Пребывание в Джилдре обернулось для орнитолога сезоном лунатизма, и красной нитью через все проходил его сон (вероятно, то был все-таки сон), об измученном лунном свете и шелестящей тени, которую воспоминания отлили в свинце. И эта мрачная статуя угрожающе топталась перед ним под стеклянной луной, однако, сколько бы Пэлфримен ни смотрел (он оставался начеку еще долго), Фосс-человек больше во сне не ходил.