Мужчины явно ожидали чьего-то появления. Хозяин покачивался на краю веранды и от досады, что приходится медлить, рисковал утратить равновесие и свалиться вниз. Легкие, однообразные и в то же время неуклюжие движения придавали ему изрядный комизм.
— В качестве надежных провожатых и верных компаньонов эти люди никуда не годятся, — проговорил Бойл. — Как и все аборигены: когда им наскучивает быть людьми, они улетучиваются с ветром или обращаются в ящериц. Зато эти двое неплохо знают соседние племена и местность к западу отсюда. Либо же говорят, что знают. Разумеется, критерии истины могут варьироваться… Ах да, совсем забыл! Вы же не понимаете их языка. Дугалд (тот, что старше) немного говорит по-английски. Только вряд ли вам это поможет.
— В общем и целом, — заметил Фосс, — необходимо уметь общаться и без знания языка.
Мужчины переглянулись и нахально рассмеялись друг над другом — лица их перекосились, глаза сощурились. Каждый считал, что именно он взял верх.
Не успели они совладать с собой, как из-за угла дома вышли двое аборигенов. Их босые ступни шлепали по земле тихо, но уверенно, и немец сразу понял: так они заявляют свое право собственности.
— Ну что же, раз они удостоили нас своим присутствием… — начал Бойл, который вовсе не обладал таким уж скверным характером; если он и повышал голос до рева, то лишь потому, что обращался к местным и хотел добиться полного понимания. — Ты, Дугалд, и ты, Джеки! Я говорить, что мистер Фосс идти далеко-далеко, — он махнул рукой в сторону запада, — искать новый страна, делать хорошо всем нам, черным и белым парням. Ты держаться мистер Фосс, слышишь? Держаться до последнего, старый плут!
Бойл засмеялся и произнес несколько фраз на языке аборигенов, с сильным английским акцентом, причем оба черных внимали с той же вежливостью, с какой выслушивали любые его указания.
Старший туземец держался весьма серьезно и церемонно. Одет он был в старый пыльный фрак, у которого отсутствовала одна фалда. Черную кожу, с годами превратившуюся в сетку четких серых морщин, почти ничего не сковывало, за исключением повязки из обработанной коры в соответствующем месте. Похожая повязка слегка прикрывала и его юного собрата, Джеки; в остальном же последний был совершенно наг, обладал лоснящейся кожей и сплюснутыми чертами лица. Он робел, словно девушка, отводил взгляд и в то же время впитывал малейшую подробность, слушал всей кожей и дрожал от волнения. Обращаться к юноше напрямую не представлялось возможным: за него всегда говорил Дугалд.
При других обстоятельствах Фосс с удовольствием побеседовал бы с этими созданиями. Оставшись с ними наедине, он стал бы общаться при помощи жестов и молчания, ведь постижению подлежит даже пыль, а зарубки на «палочке гонца» после нескольких часов вдумчивого изучения можно преобразовать в послание. Однако в присутствии Брендана Бойла немец был жертвой своего европейского или общечеловеческого наследия. Он спустился по шатким ступенькам, подошел к старику привычной решительной походкой и сказал:
— Это для Дугалд.
Немец протянул ему медную пуговицу от военного мундира, случайно завалявшуюся в кармане.
Старик замер, держа подношение обеими руками, словно отчасти постиг мистицизм белого человека. Он вполне мог быть разумной палкой, зола на которой уже успела остыть после очищения огнем, — таким деревянным казалось его старое, обожженное тело, присыпанное серой, сыпучей золой. В глазах его клубилась то ли память о древних мифах, то ли просто дым.
Юнец, напротив, по-звериному оживился. Кожа его блестела в лучах солнца, из горла лились звуки непонятного языка. Он хихикал и постоянно сглатывал. Медную пуговицу он готов был съесть.
Фосс спохватился, снова сунул руку в карман и протянул Джеки свой складной нож.
— Na, Junge[11], — проговорил он дружелюбно и в то же время торжественно.
Джеки не стал принимать подарок из чужих рук, минуя своего наставника, а потом задрожал от радости и уставился на нож.
Фосс также преобразился. Бесчисленные складки его черных брюк словно были высечены из камня и запечатлены в вечности.
Для Брендана Бойла сей эпизод стал полной неожиданностью, если не сказать нелепостью, и ему не терпелось поскорее с ним покончить. Он ткнул старика в плечо и произнес:
— Очень ценная пуговица. Смотри, не потеряй!
После чего сплюнул и поправил на себе одежду.
Бойл предложил Фоссу посвятить утро осмотру отобранных для экспедиции овец и коз, которые паслись у водопоя в паре миль к северу от поселения. Фосс согласился. Вскоре стало ясно: они с хозяином пытаются подладиться друг под друга. Таким образом каждый надеялся скрыть равнодушие к своему спутнику, хотя оба прекрасно осознавали, что удается им это плохо. Впрочем, неприязни они тоже не испытывали. Несмотря на чудачества, недругов у Брендана Бойла не имелось, сам же он был неспособен долго питать неприязнь ни к кому, кроме себя.