Фосс

Переведя дыхание, женщина подняла корзину. Возиться с цветами не входило в ее обязанности, и все же ей было приятно этим заниматься, ведь с тех пор, как она потяжелела, люди в доме принялись над нею подшучивать.

Впрочем, появившаяся на балконе миссис Боннер не думала веселиться и смотрела вниз с хмурым видом. Роуз не выходила у нее из головы.

Однажды миссис Боннер подошла к племяннице, когда та разучивала новую мелодию, села рядом и сказала:

«В самом деле, Лора, пора уже придумать, как нам быть с Роуз. Насколько я знаю, некая миссис Лодердэйл держит заведение специально для женщин в подобном состоянии и для их несчастных деток… Точно не знаю, надо посоветоваться с миссис Прингл и подумать».

Тетушка Эмми пристально вгляделась в лицо племянницы, словно та была деревом, в дупле которого что-то скрывалось, а вовсе не девушкой, занятой разучиванием арпеджио.

«Да, тетя. Конечно», — ответила Лора, с трудом справляясь с этюдом.

Лора такая эгоистка, вздохнула про себя миссис Боннер.

«Никто-то мне не помогает…» — пробормотала она.

И миссис Боннер удалилась.

Теперь тетушка стояла на балконе и вроде бы вдевала ленточку в чистый чепец, но смотрела при этом на Роуз.

Роуз обернулась, увидела хозяйку и все поняла — она понимала многое…

— Там миссис Боннер. Наверно, ей от меня что-нибудь нужно.

— Я так не думаю, — твердо сказала Лора.

Лора Тревельян много размышляла о судьбе Роуз Поршен, однако решения пока не нашла. В отличие от тетушки, не находившей себе места, она была спокойна, хотя чувствовала, что это затрагивает ее лично, причем весьма близко. И она продолжала размышлять, хотя ее вера в разум уже ослабела. Скажем так, Лора готовила свой разум к откровениям. И эта подготовка, природа которой была скорее физической, нежели духовной, занимала большую часть времени, причем особенно насыщенно она происходила посреди цветущего сада, полного крупных, пышных роз, в обществе беременной женщины. Иногда тени их соединялись на земле. Тяжелая от золотистого солнца девушка чувствовала в собственном теле биение пульса другой женщины и вследствие этого была спокойна как никогда, сдержанно весела и терпелива. Направляясь к дому, она тщетно пыталась укрыться от палящего солнца под легким зонтиком и наконец поверила в общность их плоти. Тело, как убедилась Лора, обязательно отыщет единственно верное решение.

Стоявшая на балконе миссис Боннер почувствовала свою беспомощность, продернула ленточку через накрахмаленный чепец и вошла в дом.

— Новостей от немца пока нет, — проговорила Роуз Поршен, чьим обыкновением было утверждать очевидное, вместо того чтобы пытаться сгладить возможную бестактность вопросом.

— Пока нет, — повторила Лора Тревельян.

Она чуть осклабилась, растянув губы в судорожной улыбке, и обнажила прозрачные кончики зубов.

— Пока нет, — пробормотала она, — возможно, мы услышим о нем вечером.

Хотя проговорила это она медленнее, чем намеревалась, мысль в ее сознании мелькнула лихорадочной дрожью. Во рту у девушки пересохло.

— Мне этого человека никогда не понять, — заявила Роуз.

— В каком смысле? — спросила Лора. — Что в нем непонятного?

— Речь у него чудная. По-моему, порой он сам себя не понимает, даже на родном языке.

Лора молчала и слушала вздохи, шаги, паузы, и паузы были самыми громкими.

— И взгляд, — вздохнула Роуз. — Если по-другому не выходит, надо посмотреть человеку в глаза.

Горничная прочистила горло, почувствовав, что сказала лишнее.

Они вошли в дом через оранжерею, где маленькие папоротники звенели колокольцами влаги и острые зубья пальмовых листьев пилили шелк паучьих паутинок. От жары у женщин перехватило дыхание, лица мигом взмокли. Они с большим трудом рассекали зеленый полумрак, идя по коридору из мохнатых ветвей между стенами запотевшего стекла.

— Я понимаю его, — сказала Лора, — хотя и не разумом…

Она пребывала в каком-то угаре.

— Я понимаю его, даже когда не могу с ним согласиться.

Другая женщина с усилием перевела дыхание.

Войдя в дом, девушка приложила руки к вискам, наслаждаясь прохладой. Когда она не могла его понять, она за него молилась, хотя в последние ночи счастье лишало ее дара речи, а молитве больше способствует состояние противоположное.

Тем вечером мистер Боннер вернулся в свой полный роз дом рано, по новому обыкновению, и первой ему встретилась племянница, которая проходила по холлу, направляясь с каким-то поручением в кладовую. В способах выражения привязанности торговец тканями был приверженцем строгого соблюдения некогда заведенных ритуалов, поэтому чопорно поцеловал ее и заметил:

— Наконец-то пришло известие от экспедиции — сегодня, пакетботом из Ньюкасла. Они у Сандерсона. Или уже покинули его владения. Сейчас как раз должны быть на пути в Даунс. Так-то вот, — добавил он чуть пренебрежительно, или же так оно прозвучало.

Правда заключалась в том, что мистера Боннера злило любое вторжение в распорядок дня, даже долгожданные события или новости.

— Все в добром здравии? — спросила Лора.

— Все в хорошем настроении, — поправил ее дядюшка. — Говорить о здравии пока рано. Сейчас-то они жируют.