Форс-мажор – навсегда!

Полевой командир Даккашев почти не рисковал. Токмарев, обессиленный предыдущей схваткой, держался с очевидным трудом. Трехминутная передышка, вызванная отборочной заминкой, — мало. Расчет полевого командира Даккашева почти безошибочен. Первому лезть на рожон — чревато боком. Прецедент имеется — грозненский август. Там, допустим, Къуру вырубил не Артем, а Юзон. Тем не менее… подстраховаться не помешает. Спустить на капитана пятерых! Замордуют (и потренируются вместе с тем, застоялись) — на то воля Аллаха. Не замордуют вусмерть, зато потреплют — до кондиции до нужной. Нужную кондицию (чтоб от легкого толчка — навзничь) определять полевому командиру Даккашеву. В крайнем случае спустить на капитана еще пятерых, ну троих. После чего вздохнуть сокрушенно: «Молодежь, молодежь!.. Эх, расступись, я иду!.. Урус! Грозный помнишь? Давай теперь посмотрим!»

И авторитет полевого командира Даккашева, прикончившего «спецназа» голыми кулаками, — выше сияющих горных вершин. (А прикончить всенепременно! Иначе авторитет полевого командира Даккашева — ну, понятно. Мертвые молчат, из них, из мертвых, клещами слова не вытащишь — например, слова о «языкастом» Къуре в управлении ФСБ.)

Бравый Ястреб почти уверовал в собственную неуязвимость и… почти просчитался. Токмарев отдавал себе отчет — в нынешнем своем состоянии он с Къурой не справится ни пяткой, ни кулаком, ни «замком». Но зубы… До глотки добраться и перегрызть.

Чем естественней человек себя ведет, презрев ритуальные ограничения, тем обширней поле Добра, ибо по природе своей он не дикий зверь, но существо, рожденное для жизни в гармонии с Миром.

Естественное желание — перегрызть глотку. Презрев ограничивающие правила даже самой жесткой из школ, Косики-каратэ. Не дикий зверь пробудился, но существо гармоничное. Гармония с Миром — удаление из этого Мира организмов, подобных Даккашеву…

Просчитался бравый Ястреб, просчитался. А почти — потому, что последний бой, он же трудный самый, для Токмарева не состоялся. Ибо при переходе Къуры из кокутцу-дачи в еще более наступательную неокаши-дачи (ид-ди сюда, урус, ид-ди!) в толпе абреков возникла некая подвижка, вынырнул боевичок с миниатюрной рацией, прожестикулировал: командир, тебя!

Кто смеет отвлекать всепобеждающего батыра в минуту надвигающегося триумфа?! Отыди, боевичок! Позже!

Нет, сейчас.

— Марзабек… — подсказал боевичок с миниатюрной рацией, интонационно деля почтение поровну: ты наш командир, но к нам едет всем командирам командир!

Едет-едет, закричали звери.

Нет, не то.

К нам прие-е-ехал, к нам прие-е-ехал Абалиев да-а-арагой!

Ибо не еще едет, но уже приехал.

Завывание мотора. Близко, рядом. Вот она, «жигуль»-девятка, наиболее популярная модель у абреков-экспроприаторов. Звук в гористо-холмистой местности — не издали по нарастающей, но внезапно — горы-холмы блокируют звук.

Къура Даккашев не успел толком распорядиться рацией: пропустить! не пускать! (Кишка тонка распоряжаться маршрутами вышестоящего товарища по оружию!) С блокпоста просто сообщили, поставили перед фактом: к вам едет Марзабек!

Пренеприятнейшее известие.

Къура не удержал лица, выискрилось бешеное раздражение — против боевичка, запоздавшего с известием? против стражей, давших «зеленый коридор» почитаемому Абалиеву? против Токмарева, недобитого до летального исхода? против оравы «ястребков», вышедших (перешедших) из повиновения (в повиновение), стоило им услышать и понять: к вам едет Марзабек!

Все вместе и все сразу.

Узнай Даккашев о визите полевого маршала чуть раньше, постарался бы по времени урезать зрелище расправы с пленным урусом, до прибытия Марзабека уложиться, то есть уложить…

И тогда: где это зрелище?

И с невиннейшим видом: какое? возмездие урусу? это здесь!

Постфактум вольно маршалу сетовать: вся эта кровь кричит о бойне, епть!

Теперь же Къура был лишен и такой малости-милости, как плеснуть ручкой «ястребкам»: драконьте мента в хвост и в гриву, чтоб места живого не осталось! отдаю мусорка вам на съедение! ко мне Марзабек приехал и — не до пустяков…

Благоговейное внимание «ястребков» — на бежевой «девятке», откуда следом за тремя амбалами-телохранителями… ва-алла!.. маршал! собственной персоной!

Не надо оваций, народ. Абалиев прост. Как правда. Бритый череп, небритый подбородок, кривая снисходительная усмешка, провокационно выпуклый взгляд: я и сам все знаю, но хотелось бы услышать…

Картинное объятие с ближайшим сподвижником Къурой.

Картинные рукопожатия в толпе.

Картинное объятие с рядовым абреком: «Помню тебя, Халид! Здорова ли твоя Капи?» — бонапартистское эпигонство.

Картинное недоумение: «А это что за чучело? Урус? Откуда он здесь? Ты ведь его не украл, Къура? Нельзя-а-а! Максудов и Пелядь договорились, что нельзя».

С глазу на глаз.

Капитан российского ОМОНа Токмарев. Полевой маршал республики Нохчимохк Абалиев.