Форрест Гамп

Все верно: прилетели самолеты, сбросили свой боезапас и зачистили лощину от узкоглазых. Нам было видно, как Третья рота движеца по гребню, чтобы спустица в лощину, но не успели они ступить на склон, как все орудия в мире, включая минометы, принялись их растреливать, и поднялась не вобразимая сумятица. С наших позиций никаких вьетнамцев видно не было — их скрывали густые, как щетка, джунгли, но пальба не прекрощалась. Может, подключились голанцы или норвежцы даже, кто их знает?

Наш пулеметчик Боунз сильно психанул, так как уже понял, что стреляют где-то впереди нас, то есть узкоглазые находяца между нами и нашими позициями, иными словами, мы отрезаны от своих! Он сказал, что рано или поздно если они не сомнут Третью роту, то вернуца восвояси этой же дорогой, и если наткнуца на нас, то мало нам не покажеца. То есть он имел в виду, что хорошо бы нам смотаца отсюда побыстрее.

Собрали мы свою приблуду и только начали подъем, как Доул внезапно глянул в низ и в право, на дно лощины, и увидел целую толпу вновь прибывших узкоглазых, вооруженных до зубов: они поднимались по склону навстречу Третьей роте. Конечно, лучше всего было бы нам с ними задружица, забить на прошлые обиды, но так не бывает. Нырнули мы в высокие заросли, чтобы дождаца, когда узкоглазые поднимуца на пригорок. И тогда Боунз дал пулеметную очередь, единым махом уложив человек десять или пятнацать даже. Мы с Дойлом и двое других метали гранаты, и перевес был теперь на нашей стороне, но Боунз, как на зло, расстрелял всю ленту. Я заправил новую, но когда он уже приготовился нажать на гашетку, его голову разнесла вьетнамская пуля. Боунз лежал на земле, все еще цепляясь за пулемет, как за бесценную жизнь, которую только что потерял.

Господи, какая же это была жесть, а дальше могло стать только хуже. Страшно было подумать, что сделают с нами вьетнамцы, если мы попадем к ним в лапы. Я позвал Дойла, чтобы держаца вместе, но ответа не было. Высвободив из пальцев бедняги Боунза пулемет, я сам подполз к остальным, но и Дойл, и двое других лежали на земле. Те двое были убиты, а Дойл еще дышал. Перепугавшись, я взвалил его, как мешок, на плечо и ринулся на пролом через кустарник в сторону Третьей роты. Под обстрелом пробежал, наверно, ярдов двацать и подумал, что наверняка словлю пулю в зад. Но в этот миг шмыгнул я в какую-то прогалину и оказался на лужайке, поросшей низкими травами и, к моему изумлению, полностью занятой узкоглазыми, которые лежали на земле, смотрели в другую сторону и вели стрельбу — так мне показалось — по Третьей роте.

И что делать? Сзади враг, впереди враг — а теперь еще и под ногами у меня враг. Ну не знал я, как мне быть, а потому просто рванул в перед, да еще заорал во все горло. Наверно, я просто потерял голову, посколько дальнейшего просто не помню. Очнулся уже среди наших, все хлопали меня по спине и поздравляли, как будто я сделал тачдаун.

Но похоже, перед этим я нагнал такого страху на узкоглазых, что они убрались восвояси. Опустил я Дойла на землю, им занялись санитары, а командир Третьей роты подошел ко мне, начал жать руку и приговаривать, какой я отличный парень. А потом и говорит:

— Гамп, каким, черт возьми, образом ты провернул такой номер?!

Наверно, он ждал моего расказа, но я и сам не знал, как это вышло, и только сказал:

— Мне бы по маленькому!

Командир как-то странно на меня посмотрел, потом остановил взгляд на сержанте, который тоже к нам подошел, и сержант Кранц выдавил:

— Гамп, иди за мной, горе мое! — И отвел меня за дерево.

В тот вечер мы с Буббой оказались в одном окопе и поужинали своими сухпайками. Затем я достал подаренную Буббой гармонику и заиграл. Непривычно было слышать в джунглях «О, Сюзанна!»[13] и «Дома, на ранчо»[14]. У Буббы была не большая коробка шоколадных конфет, присланных мамой, — с начинкой и без, мы съели по несколько штук. И вот что я вам скажу: от вкуса этих конфет у меня пробудились кой-какие воспоминания.

Потом пришел сержант Кранц и спрашивает, где канистра. Я обьеснил, что оставил ее в джунглях, посколько должен был нести Дойла, а так же пулемет. Вначале мне показалось, что сейчас он отправит меня назад за казенным имуществом, но он все-таки этого не сделал. Просто кивнул и добавил, что теперь, когда Дойл ранен, а Боунз убит, мне придеца стать пулеметчиком. Я не понял: а кто же будет таскать боеприпасы и станину, но он сказал, что опять же я, посколько больше некому. Тогда Бубба вызвался подсобить, но, конечно, при условии перевода в нашу роту. Сержант Кранц с минуту поразмыслил, а потом предположил, что организовать это будет не сложно, потому как в Третьей роте не набереца личного состава даже для чистки гальюнов. Вот так мы с Буббой снова оказались вместе.