Читаем Форпост в степи полностью

— Зовут меня Нага, — с готовностью ответил тот и кивнул вслед процессии. — Кого хоронят?

— Казака хоронят, — вздохнул Архип и поморщился от пронзившей грудь боли.

— Я вижу, что и тебе чуть лучше, чем покойному, — присел рядом и посмотрел ему в глаза Нага. — Давай помогу до дому добраться.

— Подсоби, — согласился Архип, чувствуя, что остатки сил вот- вот покинут его тело.

Нага помог ему взобраться в седло и, взяв коня под уздцы, спросил:

— Ну, куда везти прикажешь?

— Домой, — держась за луку седла, прохрипел Архип.

— Я не здешний, — ухмыльнулся Нага, — и где твой дом, знать не могу!

— Прямехонько ступай и скоро в хибару мою упрешься, — прошептал обессиленный Архип. — Она на отшибе стоит, мимо не проедешь. Моя изба там самая убогая.

Нага оказался человеком понятливым. Он недолго плутал по городку и уже вскоре завел кузнеца в его избу.

— Один живешь, верно? — спросил он, укладывая Архипа на кровать.

— Бобылем, — морщась от боли, ответил кузнец.

Нага осмотрелся вокруг и засобирался:

— Ладно, не хворай, а я пойду, пожалуй.

— Обожди, — остановил его Архип, — сейчас все одно никого не сыщешь.

— Ах, да! — воскликнул Нага и хлопнул ладонью себя по лбу. — Я же забыл, что нахожусь в крохотном городке, а не в большом городе!

— Верно мыслишь, — вяло улыбнулся Архип. — У нас все здесь друг друга знают. И хоронят умерших всем народом!

Нага присел рядом с кузнецом, лицо которого постепенно розовело. Увидев его загорающиеся интересом глаза, Нага спросил:

— Чего смотришь так? Может, не нравлюсь?

— Чудной ты какой–то, — улыбнулся больной. — И имячко твое чудное — Нага. Кайсак, что ли?

— Нет, японец я, — ответил Нага.

— Что–то не слыхивал я про таковых, — удивился кузнец.

— О, мой народ живет далеко отсюда. Ты даже представить себе не можешь, как далеко!

— Проживаете далече, а на кайсаков схожи как две капли воды! — улыбнулся Архип. — А что к нам тебя занесло, японец?

— Барыня прислала.

— Так ты слуга?

— Да.

— А одет–то как барин!

— Хозяйка любит, чтобы ее слуги хорошо одевались!

Раненому, видимо, становилось значительно лучше. Он оживился:

— Так для чего тебя барыня в наш городок прислала, Нага?

— Казака одного разыскиваю, — ответил гость, — может, поможешь?

— Конечно, я тут всех знаю, — с готовностью согласился больной.

— И Архипа Санкова?

— И… —

Нага увидел, как глаза больного полезли на лоб.

— А для чего он барыне твоей понадобился?

— Я‑то почем знаю, — солгал Нага, внимательно вглядываясь в лицо больного. — Постой, а не ты ли будешь Архипом Санко- вым?

— Буду им я, — не стал отрицать кузнец. — Но в толк не возьму, барыне твоей для чего я?

— Не знаю, — вздохнул довольный удачной встречей Нага. — Раз послала за тобой, значит, видеть сильно желает!

Архип ненадолго задумался:

— А барыня твоя кто? Может, я ее знаю?

— Возможно, — согласился Нага, не спуская с кузнеца пристального взгляда. — Француженка она, из Парижа приехала. А зовут ее Жаклин!

— Нет, такую я не знаю, — уверенно заявил Архип. — А барыне своей передай, что не могу я сейчас к ней приехать. Сам видишь, раненый я.

— Раненый? — теперь пришла очередь Наги удивляться. — А я думал, что ты просто захворал. Тогда тебе все равно со мной ехать надо! Врачу тебя покажу.

— Для чего? У нас Мариула есть, травница–ведунья.

— А врач лучше! — настаивал Нага.

— Нет, я все же лучше у Мариулы долечусь.

Нага занервничал. Нужно было срочно придумать, как заставить казака ехать с ним в Оренбург. Угрозы не помогут. Уговоры уже не помогли. Остается…

— Если ты со мной поедешь, я заплачу! — сказал Нага.

— Ха–ха–ха, — расхохотался Архип.

— Я много заплачу.

Кузнец захохотал еще громче.

— Скажи, чего тебе надо? — взмолился Нага. — Она же меня со света сживет!

— Что, змеюка такая? — Архип перестал смеяться и посмотрел на японца с сожалением.

— Еще какая! — притворно сокрушался тот, внутренне ликуя, что простодушный упрямец неожиданно попался в ловушку. — Тебе–то она ничего не сделает. Ты казак и человек вольный. А вот я…

Нага сказал это так искренне, что сам едва не поверил. Он даже прослезился, чем окончательно сломил упрямство Архипа.

— Я бы поехал, — сказал казак, глубоко вздохнув. — Ну ты же видишь, каков я. И конь мой у Мариулы.

— Ничего, я для тебя бричку подгоню! — едва сдерживая закипевшую внутри радость, сказал Нага.

— В нашем городке нет бричек, — покачал головой Архип.

— Для тебя я из–под земли ее достану!

* * *

Свежая земля, выбранная из могилы, образовала бугор. Атаман Донской поднялся на него, поднял руку, и все вокруг сразу смолкли. Но с чего начать, какие слова найти?.. Он смотрел на людей, окруживших гроб.

— Прощевай, Авдей! — сказал он, и слова вдруг полились сами собой. — Ты помер дома, на руках любящей тебя родни. Но ты настоящий казак — храбрый воин, никогда не таившийся за спинами товарищей! — Донской обвел глазами толпу, и одобрительный гул пронесся над крепостью. — Ты помер, но детки твои живы. Один на войне, другой… выполняет мое поручение, а третий подле твоего гроба стоит. Мы всем миром поддержим твою осиротевшую семью, а ты спи спокойно, Авдей, и пущай землица тебе будет пухом!

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза