Формула всего

Мозги у меня ходуном ходили. Я затянулся. Значит, дело было так – ее сосватали, а жених пропал. Решили, что он умер, потому что у нас, когда всем удобней считать, мол, так-то, разумеется, так-то! сомнений нет!

И как так совпало?! Паприкаш и Хаза, Воржа и я… Наши истории были похожи, как будто спички. А я, дурак, хотел их оставить! Господь не зря!.. Вот и все, чавалэ!

Говорю:

– Весною я сосватал девушку – красоты невозможной, хороша от рода, чего искать лучше? Воржей зовут. А потом случилось – мне нужно было от нее уехать, и я уехал. Свадьбу отложили. Я ей монетку на шею повесил. Как у тебя, – посмотрел на Хазу: она меня слушала, даже не двигаясь; редко так слушают, если не дело. – Чтоб дожидалась. А дальше вот что. Время прошло – месяц, второй. В общем, чавалэ, ей сообщили, будто я умер. А я не умер! Но так сказали. Она вышла за другого. То, что понимается, то не говорится.

Хаза отвернулась – смотрит на озеро, другой берег. Я дух перевел. Что за утьки-ватьки! Полчаса назад эта самая девчонка была мне чужая, а теперь как будто родная кровь! Она, наверно, переживала нечто похожее. У дураков мысли сходятся. Я пожалел Хазу твердой жалостью, не так, как женщины нас жалеют. Чем смогу – помогу ей. Возьму с собою. Со мной – не пропадешь! Только Антощ лишний – про деньги узнает, ну и понятно. Нельзя мне с Выдрой. Мне нужно с Хазой. Но она без брата никуда не пойдет. Или то, или то. Как в одной загадке. Вы ее знаете. Жил-был цыган. Коня у него не было, жены не было, зато были волк, коза и кочан капусты. Ему надо было перевезти их с одного берега реки на другой, а плавать умел лишь кочан капусты. В общем, лодку цыган украл, но в нее помещалось только что-то одно. Тут и загадка: возьмешь с собой волка – коза съест капусту, капусту заберешь – волк съест козу! А цыгану хотелось оставить все целым. Я всегда удивлялся – зачем ему волк? Волк не лошадка! Ответ я забыл, ну а если бы помнил, он бы вряд ли помог мне. Салахор уже понял, что я – с секретом, и бандитский нюх подсказал ему прямо: не отпускай…

Как все запуталось! Черт с ним, с золотом! Счастья не купишь!

– Антощ, – сказал я, – что ты мне скажешь, если я заплачу тебе тридцать дукатов за одно дело.

– Скажу, что ты правильно сделаешь, морэ.

– Тогда слушай.

Я предложил, как сейчас же придумал – мы с ним поедем догонять Кирилешти, по дороге в Ствильно. Невеста моя – уже замужняя, так что, наверное, мне понадобится лишний нож, «твой нож, Антощ».

– Это по-цыгански! – одобрил салахор.

– На суд и сходку я не надеюсь. Смутное время, и суд будет смутный. Возможно, так выйдет и мы их догоним еще в Империи, а может случиться, что в Буковине. Я там не бывал, а ты ее знаешь. По рукам?

– Тридцать золотых?

Я мог дать ему и в три, и в четыре раза больше, но такие деньги были бы для Выдры слишком большим искусом сбежать по дороге.

– Сорок.

– По-честному?!

– Клянусь конями! Антощ. Ты еще не знаешь, кого ты встретил. Будь верным другом – и цыганское счастье будет звенеть у тебя в кармане.

– Я не сомневаюсь. И ты не сомневайся – мой нож никогда не станет врагом твоему ножу.

Он правильно понял – живой-здоровый я ему выгоднее, чем мертвый.

– Схоронить мне сестру, если слово нарушу. Твоя дружба сейчас для меня дороже любых монеток!

Я удивился, как он загнул.

– Опустошен я, – продолжал Выдра. – Ничего мне не надо. Просыпаюсь и жалею… что просыпаюсь. Сердце заржавело. Жалости у него ни на грош не выпросишь. Ее только жалко, – он кивнул на Хазу.

Последние слова убедили меня сильнее клятвы. Цыгане клянутся, как ветер дует!

Надо же, думаю, сам конокрад, а слабое место у него есть. Вот и почернел. Через это место. Через него и с пути собьется. Может, уж и сбился – вон как одет! Просто оборванец! Не по-конокрадски! Затянулась в его жизни черная полоска! Пусть она пройдет! Не за мой лишь бы счет.

А еще он добавил – про Паприкаша:

– Я его видел. Его убили.

Мы заночевали там, где я ночевал. Имущества у них оказалось немного: пара подстилок, соломой набитых, и одеяло, одно на двоих. Постелились они вместе. Выдра лег позже, к Хазе спиной, но она повернулась к нему во сне.

Я досиживал у костра один. Под вечерний звон хорошо грустить. Потом я заснул. Снились неизвестные бесцельные люди и какая-то досада.

На заре я опять полез в озеро купаться, потому что люблю. И зимой купался. Назад подплываю – Хаза встречает: по пояс голой. Не видит, что ли? Конечно, видит! И ничего. Грудка ее голенькая как будто светится!

Наши девушки так не ходят. Им это позор, а она – не наша! Мне стало весело. Я нырнул – хотел достать ракушку, но не нашел – везде ил пятнистый.

Хаза присела – воду зачерпнула, котелком, и пьет. На меня взглянула – я был уже близко. Она ладошкой в меня плеснула – не долетело. Я удивился, нахмурил брови, но так хотелось плеснуть в ответ! Может, и плеснул бы, но вышел Антощ и возмутился:

– Прикройся. Не дома.