Forever is not enough (СИ)

На сегодня работу она кончила, и стареющая эльфийка, надсмотрщица над рабами, мать всех заданий и проблем – Магнолия разрешила ей побродить по дому. В очередной раз пройтись по комнатам, забраться на верхние этажи и осмотреться, пока хозяина нет – развлечение сомнительное. Дикарка просилась наружу, подышать, размять ноги, но Магнолия не впускала ее, решив, что Эллане понадобится чуть больше времени, чем остальным, чтобы привыкнуть к новому статусу и не делать глупостей.

– Пройдись по комнатам, – сказала она громко, в очередной раз услышав повторяющуюся изо дня в день просьбу. – Что там на улице? Трава, деревья, пыль и зной… Наверху куда интереснее.

– Если ты и правда интересуешься всей этой дрянью, мне тебя жаль, – обиженно ответила ей Эллана, впрочем, не испытывая при этом ни капли раздражения.

Она все же поднялась. По правде сказать, ворчливая Магнолия казалась эльфийке забавной. Судя по всему, возраст ее подходил к возрасту матери дикарки, только глаза у рабыни были куда старше, чем ее израненное тело. Она пыталась шутить, острить, улыбаться, но за зрачками лежало что-то темное, бремя, которое давило на плечи служанки, рискуя проломить каждую кость в ее теперь уже дряхлом организме. Сначала дикарка решила, будто все рабы таковы, но, вглядываясь в чужие очи, она не находила столь густых и мрачных теней.

Ступени скрипели от чистоты, босые ступни девушки скользили по ним. Эллана поднималась медленно, нехотя переставляя уставшие ноги. Здесь скучно, безумно скучно, когда работа кончается, и на прогулку эльфийка шла только потому, что больше все равно ничем заняться не могла.

Второй этаж был чуточку уютнее, чем первый. И все же, господа используют пространство как-то… Непродуктивно. Не будь лестница такой огромной, можно было бы сделать эту комнату полноценной, а не обрубком коридорчиков, огороженных белыми перилами, вокруг поднимающихся ввысь ступеней.

Широкий бальный зал, пол, испорченный привычной мозаикой, слабо поблескивающей на свету. Огромные окна высятся до потолка, огромные окна дразнят эльфийку чистым небом, показывают ей островок деревьев, затесавшийся так далеко, что до него не добраться без коня или галлы.

«Зубы Койота – гора, стоявшая к северу от лагеря, стоявшая на солидном расстоянии, преодолеть которое можно было за половину дня», – вспомнила Эллана, рассматривая местность. Теперь гора была, казалось, всего в часе пути от нее, может, в двух или трех. Она звала к себе, манила деланной неприступностью, своим зеленым травяным напылением.

Эльфийка отлипла от стекла. Ее шершавая черная форма сияла чистотой, руки покрылись мозолями, теперь не шрамами. Смуглые пальцы дрожали, они хотели держать лук, держать стрелы, не грубую щетку, ноги хотели бежать за добычей, мчаться мимо деревьев и лесных троп… Но потолок нависал над головой, прижимая девчонку к кристально чистому полу. Эллана просыпалась в поту, первые две ночи она кричала, слыша зов Шартана, рев опечаленной матери.

Но сейчас она сносила все молча. Молча выкидывала из головы пустые надежды, выжидая нужного момента, ловя каждый миг. Когда можно было оглядеться, узнать расписание смены караула, телосложение и примерные способности охраны, покормить псов, чтобы втереться к ним в доверие, Эллана не ленилась. Она протерла потолок в собственной келье, чтобы смотреть в глаза волку, улыбавшемуся ей в ночи, чтобы не чувствовать себя настолько одинокой в большом доме, где жили еще двадцать, а то и тридцать таких же осужденных на рабство эльфов.

– Дрянь, – шепнула она, проходя мимо картины, изображавшей хозяина в обнимку с черным красноглазым волком.

Она висела в одном из малых залов, висела, окруженная другими картинами, что были чуть поменьше. На них также были эльфы, свободные от татуировок, свободные от господского гнета. Мужчины и женщины держали в руках оружие, бились друг с другом, истошно вопя. Их крик слышался здесь, передавался через мазки художника, сочность застывшей краски. Под каждой картиной висела золотая табличка, на которой была и аннотация, и название. Только Эллана не умела читать.

Дверь скрипнула, поддаваясь ее нажиму, и дикарка вошла внутрь. Все остальные слуги, выполнившие дневную норму работы, сейчас праздно валялись в своих кроватях, никто не бродил по дому, зная, что их господин не требует слишком многого. Эллана пробралась внутрь очередного помещения, запирая за собой дверь поплотнее, чтобы никто не зашел за ней следом.

Его спальня. Она сразу поняла, увидев большую белую дверь, украшенную тонкой лепниной, сразу поняла, потому что волк, выложенный все той же мозаикой на противоположной стене, смотрел именно в эту сторону. У Элланы перехватило дух. Она забралась в святую обитель эвануриса, прокралась в саму его суть, проникла в душу. О, это словно небольшая победа, нарушение личного пространства, излишняя вольность – вот она, месть, единственная месть, какую раб может свершить по отношению к своему хозяину, не лишившись при этом головы.