Флот решает всё (СИ)

Серёжа досчитал про себя до десяти, чтобы не заорать от восторга, что, конечно, не пристало командиру боевого корабля.

— Вы правы, Иоганн Карлыч, лучше воздержаться от непоправимых поступков. Канонерку взрывать обождём, да и эвакуацию на берег, пожалуй, можно отложить. Сами видите — Гилдебранд всё-таки успел.

В ответ на флажной сигнал, взлетевший на мачту «Владимира Мономаха» на «Примогэ» тоже поползла вверх пёстрая гирлянда.

— Сигналец, что пишут?

— Не разобрать, вашсокобродь, своим кодом шпарят. На «Вольте» отрепетили, отворачивают!

— Поняли, мер-р-рзавцы. — проворчал Бирк. — Поняли, что им не светит, и улепётывают…

Казанков и сам видел, что приближающийся крейсер сбавил ход и отваливает в сторону. На мачте французского флагмана заполоскался новый сигнал.

— С ихнего флагмана пишут общим сводом![2] — крикнул сигнальщик. — «Русскому крейсеру. Готовы выслать представителя для переговоров».

И словно в подтверждение этих слов, стволы орудий на «Примогэ» и «Вольте» поползли, возвращаясь в диаметральную плоскость. Казанков снял фуражку и широко перекрестился; жест командира повторили стоящие на мостике, а потом и все остальные, кто только был канонерке.

— Спас Господь!

* * *

Корабли не двигались — замерли на месте белыми глыбами, обломками айсбергов, неизвестно откуда доплывшими в эти тропические широты. Шлюпки — те самые, что были оставлены при появлении «Бобра» медленно двигались к месту гибели «Метеора» — подбирать тех, кто ещё держался на воде. Похоже, их не так мало, отметил Ледьюк — ещё одна хорошая новость; первая же заключалась в том, что у адмирала Ольри, несмотря на всю его ненависть к русским, хватило здравого смысла не вступать в заведомо безнадёжную схватку. Нет, капитан верил в искусство своих комендоров, в храбрость матросов, но… русский броненосный крейсер прихлопнет противника, словно надоедливую муху, не прилагая к этому без особых усилий. После чего дипломаты произнесут массу речей, которые перепечатают все европейские газеты, изведут массу чернил и самой дорогой бумаги — и уладят, конечно последствия этого конфликта, потому что меньше чем Третьей Республике, новая большая война нужна, разве что, самой России. Однако, ни Ледьюку, ни командам «Вольты» и «Примогэ» это уже не поможет — их, как и погибшим морякам «Пэнгвэна» и «Метеора». Их всех сожрут крабы и прочая донная мелочь задолго до того, как министры иностранных дел обеих держав поставят подписи под документом, предназначенным урегулировать этот досадный и никому, по сути, не нужный инцидент.

От борта флагмана отвалила гичка — и понеслась к «Владимиру Мономаху». Адмирал выслал парламентёров, а значит, смертей больше не будет — как не будет и ордена Почётного Легиона. Не будет даже самой занюханной медальки, поскольку ни в одной армии, ни в одном флоте мира не награждают тех, кто оставляет поле боя — пусть даже он и был вынужден сделать это перед превосходящими силами неприятеля…

Впрочем, подумал Ледьюк, лично ему эта история особыми неприятностями не грозит. «Вольта» в этом бою не получил повреждений, все потери ограничились одним погибшим и тремя ранеными из числа гребцов, высаживающих десант на берег, да разбитым в щепки вельботом. За всё — и за сам инцидент, способный изрядно подпортить отношения вчерашний союзников, и за потерянные корабли и жизни, и, конечно, за позорное поражения — потому что как ещё назвать итог этого, с позволения сказать, морского сражения? — ответит адмирал. Он же всего лишь выполнял приказы — и делал это хорошо. А значит — жизнь продолжается, как и продолжается служба капитана второго ранга Пьера-Жоржа Ледьюка.

Переговоры не затянулись. Через полтора часа гичка вернулась на «Примогэ», а несколько минут спустя на мачте флагмана взвился флажной сигнал: «Вольте» выслать шлюпки, забрать пленных'. Он перевёл бинокль на берег — от руин к крепости к линии прибоя спускалась пёстрая толпа — в ней мелькали красные штаны и синие куртки вперемешку с белыми матросскими робами. Охраны при них не было, зато множество людей копошилась на берегу, там, где разгорелась главная рукопашная схватка — они подбирали и сносили трупы легионеров к воде. А их много, очень много. Не меньше половины высадившихся на берег остались там, на песке, или пошли ко дну, увлекаемые тяжестью воинской амуниции, или умерли от ран позже, когда стрельба уже закончилась — и ещё умрут, кают-компания «Вольты» превращена в лазарет и забита ранеными, и на «Примогэ» наверняка творится то же самое…

Видимо, адмирал хочет забрать всех, и живых и мёртвых, понял Ледьюк, чтобы похоронить в Обоке, на французском кладбище. Что ж, весьма достойное и благородное намерение — хотя вряд ли оно, как и что-нибудь другое способно спасти карьеру адмирала Жана-Батиста Леона Ольри.

* * *

Абиссиния,

военное поселение

Новая Москва.