— Там остались. — он махнул рукой в сторону крепости. Голова отозвалась на этот жест толчком боли. — Что-то мне нехорошо, дядя Игнат. Попить чего нету?
Унтер снял с плеча объёмистую флягу — местной работы, машинально отметил Матвей, из высушенной тыквы, афары называли такие «калебасами» — зубами выдернул деревянную пробку и протянул собеседнику. Вода в ней оказалась тёплая, да ещё и с изрядной примесью песка, который противно скрипел на зубах, но Матвея это сейчас не интересовало. Он сделал три больших глотка и остановился — стало вдруг совестно, что он оставит заботливого унтера без питья.
— Да ты пей, гимназист пей.- сказал заметивший его сомнения Осадчий. — У меня там, в окопчике, анкерок припрятан. Напейся вволю, а потом пойдём потихоньку. Дела-то у нас нехорошие -атамана, вишь, убило до смерти.
— Ашинова? — Матвей оторвался от опустевшей фляги. — Это как же?
— Вестимо как, пулею. — ответил унтер. — Прямо в лоб попала, сразу насмерть. Он ведь, когда мы на француза с тылу ударили, повёл своих казаков в атаку — вот и не уберёгся, упокой Господи его душу. Непутёвый был человек, много глупостей в своей жизни сотворил — а погиб геройски…
И широко перекрестился — двоеперстно, на старообрядческий манер.
— Э-э-э… — у Матвея от этого известия голова пошла кругом. — А кто сейчас командует вместо него?
— Так штабс-капитан наш, ихнее высокобродие господин Остелецкий, кто ж ещё? — Осадчий явно удивился, как можно не понимать таких очевидных вещей. — Он командование и принял — и велел всем отходить назад, за крепость, к оврагам. Сказал –француз опомнится и снова на берег полезет, а остановить его и нечем.
— Так ведь Ашинов, вроде, послал за помощью к негуса? — спросил Матвей. — Или это у меня в голове что-то перемешалось от удара?
— Послал, а как же… — кивнул унтер. — перед тем, как француз бомбардировку открыл и послал. Так им скакать сутки с лишком, да ещё обратно… Да и проку от той помощи — что они смогут против французов с ихними орудиями? Разве что, тем, кто в живых останется поможет, убежище даст…
— Так на что же рассчитывает Остелецкий? — медленно произнёс Матвей.
Осадчий снова перекрестился — истово, размашисто.
— На Бога, гимназист. На Бога единого только и надежда наша, на него одного уповаем. На кого ж ещё?
[1] (фр.)
VI
На мостике «Бобра» услышали далёкий пушечный гул, как только вершины абиссинских гор показались из-за горизонта. До берега оставалось ещё не менее двадцати пяти миль, но Казанков заранее скомандовал боевую тревогу, и к Сагалло «Бобр» подошёл уже в полной готовности: комендоры встали по своим местам, орудия и прислуга прикрыты от осколков зашнурованными в большие парусиновые кули койками, задраены броневые крышки иллюминаторов и стальные люки. Снаряды и пороховые картузы поданы из погребов наверх и дожидаются своего часа в кранцах первых выстрелов, шлюпки наполнены водой, и даже деревянный палубный настил окатили из шлангов, а для верности протёрли ещё и верёвочными швабрами — в бою будет не до того, чтобы тушить сыплющиеся искры.
То, что худшие опасения сбылись, и дела у новомосковцев обернулись совсем скверно — это Казанков понял сразу, как только увидел столбы взрывов, вздымающиеся над старой крепостью. Ладно, пальба ещё могла быть предупредительной, по пустому месту, чтобы навести на ашиновцев страх божий и вынудить их убраться из Сагалло — или с какими там ещё требованиями явился к Новой Москве французский адмирал? — но раз уж дошло до открытой бомбардировки, наверняка сопровождающейся потерями…
— Иоганн Карлыч, скажите в машинное — обороты до полных. — сказал он. Бирк кивнул, вытащил пробку из амбущюра переговорной трубы и отдал команду. Спустя несколько секунд дым из трубы повалил гуще, палуба под ногами отчётливо задрожала.
— Из машинного говорят — смогут держать двенадцать узлов, но не долго, час или около того. — сообщил Бирк. — Потом начнут греться подшипники, придётся сбавлять обороты.
Серёжа кивнул. Теперь канонерская лодка полностью была изготовлена к бою — орудия заряжены, наводчики замерли возле прицелов. А вот французы, к его удивлению не спешили реагировать на появление нового противника — все три корабля, вытянувшись в одну линию, продолжали бросать снаряды по берегу, и «Бобра» словно не замечали.