Молодцы Осадчего сняли их с затонувшего авизо, и целую ночь, день, и ещё одну ночь они надрывались, копая на берегу укрытия, сколачивая из брусьев и досок платформы для орудийных тумб, а потом тщательно пряча малейшие следы своей деятельности. Матвей с Остелецким даже выходили в море на лодке — оценить эффективность маскировки. Результат штабс-капитана вполне удовлетворил: ни одна из позиций не была заметна с расстояния, превышающего два кабельтова — а на такой дистанции, как заметил Остелецкий, делая пометки в записной книжечке, будет уже неважно, заметили их, или нет. Орудия всё равно откроют огонь — и непременно поразят идущие к берегу шлюпки с десантом. Конечно, после этого «береговая батарея» откроет своё положение, и пушки крейсеров смогут смешать людей и орудия с песком. Но опасаться этого не стоит, во всяком случае — не сразу; берег тут низкий, и, стреляя по батарее, неприятель рискует накрыть и собственные шлюпки.
Место для позиции было выбрано с умом. В полуверсте по берегу от крепости в море под острым углом вдавалась длинная песчаная косая, намытая приливными течениями, в этом месте особенно сильными. Между отмелью и берегом образовался крошечный, четверть версты в поперечнике, заливчик, глубина которого позволяла отстаиваться здесь даже не слишком большим паровым судам — именно там при каждом своём визите в новую Москву боцман Семикозов ставил свою посудину. В основании косы, там, где она соединялась с берегом, буйно росли колючие местные кусты, и именно под их защитой Остелецкий велел устроить батарею.
Матвей оглянулся. Стена крепости вся была затянута густым дымом и пылью, поднятой взрывами французских снарядов. Кое-где старинная кладка обрушилась, большая квадратная башня зияла свежими пробоинами. Останься там люди, как настаивал Ашинов — многие из них наверняка погибли бы, убитые разлетающимися во все стороны чугунными осколками и каменной шрапнелью, образующейся при взрывах. Те, кто наблюдают результаты обстрела с крейсеров, наверняка уверены, что защитники несут огромные потери и, конечно, не смогут оказать серьёзного сопротивления высаживающимся войскам.
Замысел штабс-капитана в том и состоял, чтобы встретить шлюпки с десантниками продольным фланговым огнём у самого берега — и, прикрываясь ими от огня эскадры, нанести как можно больший урон. После этого орудия предполагалось бросить и бегом отступать на запасные позиции, отрытые на флангах старой крепости. В ней самой Остелецкий никого размещать не стал — поставил только на стенах обе старинные пушки, заряженные каменной картечью. «Крепость» станет первой целью для бомбардировки — объяснял он Ашинову, настаивавшему на том, чтобы собрать всех, способных носить оружие, на стенах, — оставлять там стрелков, значит обречь их на скорую и бессмысленную гибель. А когда французы высадят-таки десант и пойдут на штурм — а это рано или поздно случится обязательно, — вот тогда и можно занимать руины, вполне способные укрыть защитников от огня стрелкового оружия и лёгких десантных пушек. Пусть они лучше займут заранее отрытые траншеи в тылу, позади крепости, а когда французы полезут на берег — наблюдатели подадут сигнал, и вот тогда придёт их время. Прочих же поселенцев, включая женщин и детей, а так же домашнюю скотину и кое-какой скарб, ещё раньше укрыли в двух глубоких оврагах в стороне от крепости — туда французские снаряды не должны долететь в любом случае.
План был вполне разумным и Ашинов, поворчав что-то насчёт «шибко учёных выдумок» согласился. Сам «вольный атаман», однако остался в крепости вместе с десятком казаков — и там, в «казарме», в очередной раз ставшей залом для дипломатических приёмов, встретил посланца адмирала Ольри. Результат переговоров предсказать было несложно: Ашинов отверг все требования, матерно обругал парламентёра (проявив при этом недюжинное знание французского бранного лексикона), а когда тот удалился, кипя от негодования — удалился в окружении своей свиты на оборудованный специально для него в соседней рощице «командный пункт».
Матвей же ожидал исхода переговоров возле своего «Гочкиса» — Остелецкий настрого запретил им не то, что бегать туда-сюда, но даже носа высовывать из укрытия. Наводчиком «Гочкиса», к которому его прикомандировали, стоял один из «морских пластунов». Накануне появления французской эскадры Остелецкий вкратце рассказал, кто такие на самом деле унтер Осадчий и его подчинённые. Сделано это было, чтобы хоть чем-то поднять боевой дух «рекрутов», изрядно посмурневших, едва пришло осознание того, с каким противником придётся иметь дело. В самом деле — куда проще идти в бой, когда рядом с тобой не обычный человек, пусть и владеющий оружием, а профессионал, боец экстра-класса, каких во всём свете раз-два и обчёлся…