Флот решает всё (СИ)

Поселенцы к тому времени начали потихоньку роптать — им пришлось дожидаться продолжения путешествия в двух припортовых бараках. Поначалу никто не собирался их запирать, но свою беду атаман набрал немало одесских босяков с сомнительным, и как бы не уголовным прошлым. Ещё на Корнилове' они промышляли воровством у своих спутников, не давали проходу направлявшимся в Палестину богомолкам, склоняя иных к сожительству помимо их воли. Оказавшись в Александрии, эта публика немедленно принялась безобразничать, к ним присоединились к удивлению горожан и некоторые монахи, из числа направлявшихся в Абиссинию вместе с поселенцами. Монахи бродили по городу в рваных рясах, пьяные, орали песни далеко не духовного содержания, пугая попадавшихся навстречу арабов, а порой вступая с ним в рукопашные схватки, пресекать которые приходилось местной полиции при помощи длинных ясеневых дубинок.

. Всё это приобрело столь уродливые формы, что Ашинову пришлось договориться с властями порта, чтобы те послали солдат оцепить бараки — отныне людей выпускали в город лишь малыми группами, не дальше припортового рынка — купить что-нибудь из съестного, чтобы разнообразить не слишком-то изысканный поселенческий рацион. И, конечно, когда был подан сигнал на погрузку, это стало настоящим облегчением — до того опостылело запертым в тесноте и духоте поселенцам такое неустроенное житьё.

Первым на борт поднялись «чистые» поселенцы, в число которых входила и троица «рекрутов». Они и в городе жли отдельно от «простонародной» массы, и на пароходе им, как и на «Корнилове», отвели несколько пассажирских кают в кормовой части судна. Остальных ждали нары из скверно оструганных досок, устроенные в одном из трюмов; впрочем, большая часть поселенцев сразу же расположилась на свежем воздухе, заняв самые удобные места в тени надстроек и парусиновых тентов, натянутых над палубой… Погоды стояли чудесные, солнце припекало, и мало кому хотелось лезть в низы, насквозь пропахшие углём, машинным маслом, навозом и испарениями немытых человеческих тел.

Пока спутники Матвея устраивались в новом обиталище, сам он закинул дорожный мешок на койку и поднялся на палубу. С пирса по сходням тянулся тонкий ручеёк поселенцев с их неизменным скарбом, детьми и козами; Матвей с удовольствием разглядел среди них и ту девочку с котёнком, которую заметил ещё в Одессе и помахал ей рукой. К его удивлению, девочка ответила на его жест и даже крикнула что-то в ответ, но гам, висящий над причалами, не позволил гимназисту расслышат её слов. Дав себе обещание непременно отыскать девчушку после того, как пароход отчалит, и принести ей какой-нибудь гостинец из судового буфета, вроде карамелей или плоской жестянки с монпансье, о совсем, было, собрался обратно в каюту, как вдруг увидел на полубаке, возле стоящей на кильблоках шлюпки, двоих мужчин. Один из них был штабс-капитан; второй был Матвею вроде бы незнаком. Однако, присмотревшись повнимательнее, он узнал в невысоком, подтянутом морском офицере с погонами капитана второго ранга — присмотревшись, он узнал в нём давешнего офицера из шлюпки.

Наверное, решил гимназист, это командир одного из русских военных кораблей — того, что побольше, с острым, сильно наклоненным вперёд форштевнем, как у чайных клиперов, изображения которых он так любил рассматривать в «Иллюстрированном обозрении».

О чём говорили эти двое — Матвей не расслышал, но отчётливо видел, как Остелецкий извлёк из-за обшлага большой, казённого вида конверт. Тот сломал одну за другой печати — всего Матвей насчитал их четыре, что, вероятно, свидетельствовало об особой важности содержимого, извлёк бумагу и внимательно прочитал. Потом они с Остелецким обменялись несколькими репликами, моряк спрятал бумаги и протянул собеседнику руку. Тот, к удивлению гимназиста, рукопожатия не принял — рассмеялся, обнял капитана; он ответил тем же, похлопав штабс-капитана по спине, после чего оба они отправились к борту, у которого, Матвей успел это заметить, дожидалась шлюпка. Там они расстались окончательно; моряк, козырнув на прощание Остелецкому, ловко спустился по верёвочному, в ступеньками из досточек, трапу. Снова раздалось «Два-а-а — раз! Два-а-а — раз! Два-а-а — раз!», и шлюпка отчалила — на её транце обнаружилась надпись «Бобр» — вероятно, название судна. «Ага, сообразил 'Матвей», выходит он ошибся — молодой капитан второго ранга командует вовсе не корветом, а вторым судном, поменьше, скорее всего, канонерской лодкой.