Читаем Флибустьеры полностью

С неописуемым наслаждением он делал упор на всех "ergo" и "ты", да еще подмигивал, точно говорил: "попался!"

- Это... это значит, что... - лепетал Пласидо.

- Это значит, что ты не понял урока, безмозглый ты балбес, а еще с подсказкой полез!

Товарищи нисколько не возмутились, напротив, многим понравилась рифма, они рассмеялись. Пласидо закусил губу.

- Твое имя? - спросил отец Мильон, Пласидо сухо ответил.

- Ага! Пласидо Пенитенте, а по-моему, тебя надо бы назвать Пласидо Подсказчик или Гордец... - Но раз ты - Пенитенте, я взыщу с тебя пени за подсказки.

Весьма довольный своим каламбуром, отец Мильон велел ему отвечать урок. Пласидо, естественно, был расстроен и сделал больше трех ошибок. Тогда преподаватель глубокомысленно кивнул, не спеша раскрыл журнал и начал вполголоса читать фамилии по порядку.

- Паленсия... Паломо... Панганибан... Педраса... Пеладо... Пелаэс... Пенитенте... Ага, Пласидо Пенитенте, пятнадцать самовольных пропусков...

- Как, ваше преподобие? Пятнадцать?

- Пятнадцать самовольных пропусков, - повторил отец Мильон. - Так что еще один - и ты будешь исключен, - Пятнадцать, пятнадцать?.. - недоумевал Пласидо. - Но я пропустил не больше четырех занятий, а если считать сегодняшнее - пять!

- Ах, всего пять занятий! - уставился на него поверх золотых очков отец Мильон. - Значит, ты утверждаешь, что пропустил пять занятий, Atqui [Однако (лат.)], я проверяю по журналу редко. И потому, поймав кого-нибудь, ставлю ему пять минусов за один раз. Ergo, сколько будет пятью пять?

Ты что, забыл таблицу умножения? Ну, пятью пять?

- Двадцать пять...

- Тютелька в тютельку! А у меня здесь всего пятнадцать. Потому что я застукал тебя только три разика...

Вот жалость-то какая! Так сколько будет трижды пять?

- Пятнадцать...

- Вот-вот, пятнадцать. Ни больше, ни меньше! - заключил отец Мильон и захлопнул журнал. - Еще разок прогуляешь - и до свиданьица! Вот тебе бог, а вот порог! Да, и отметочку еще за не выученный сегодня урок.

Он снова раскрыл журнал, отыскал фамилию и поставил минус.

- Вот так, запишем за ответ минус! - приговаривал он. - А то у тебя еще ни одного нет!

- Преподобный отец! - еле сдерживаясь, воскликнул Пласидо. - Если вы ставите мне отметку за урок, вы должны вычеркнуть пропуск сегодняшнего занятия!

Преподобный Отец не ответил; он не торопясь расписался против отметки, полюбовался ею, склонив голову набок, - настоящее произведение искусства! - закрыл журнал и лишь тогда с ехидством спросил:

- Ишь ты! А с чего бы это, голубчик?

- А с того, преподобный отец, что невозможно в одно и то же время пропустить занятие и отвечать урок... Вы сами говорите, ваше преподобие, что быть и не быть...

- Глянь-ка! Метафизик какой! Из молодых, да ранних! Значит, по-твоему, невозможно? Sed patet experientia et contra experientiam negantem fusilibus est arguendum [Но опытом это подтверждается, а тому, кто отрицает опыт, приводят доказательства ружьями (лат.)], понятно? А не понятно тебе, мудрая голова, что можно одновременно пропускать занятия и не знать урока? Разве неприсутствие предполагает знание? Ну, что скажешь, философишка?

Это оскорбление было каплей, переполнившей чашу.

Пласидо, которого друзья действительно считали философом, рассвирепел, швырнул на пол учебник и смело взглянул в лицо отцу Мильону:

- Довольно, преподобный отец, довольно! Можете ставить плохие оценки сколько угодно, но оскорблять меня вы не имеете права. Учите других студентов, а с меня хватит! - И он вышел, не попрощавшись.

Студенты опешили, они никогда не видели ничего подобного. Кто бы мог ожидать такой смелости от Пласидо Пенитенте?.. Доминиканец от удивления потерял дар речи и, посмотрев вслед Пласидо, только угрожающе покачал головой. Затем, придя в себя, начал слегка дрожащим голосом читать нравоучение: тема была та же, что и всегда, но говорил он с большим пылом и красноречием. Он обрушился на пагубное чванство, врожденную неблагодарность, самомнение, неуважение к старшим, на гордыню, коей князь тьмы смущает молодежь, на невоспитанность, неучтивость и прочее, и прочее... Не оставил он без внимания и тех "сопляков", которые имеют наглость учить своих учителей и затевают Академию для преподавания испанского языка.

- Еще вчера, - говорил он, - сами-то с трудом выговаривали по-испански "да" и "нет", а нынче кричат, что знают больше своих наставников, поседевших на кафедре.

Кто хочет учиться, будет учиться и без академий! Не сомневаюсь, что этот молодчик, покинувший класс, - один из них, из сочинителей проекта! Достанется испанскому языку от таких вот ревнителей! Да разве у вас найдется время посещать академию, вам и уроки-то некогда учить.

Мы тоже хотим, чтобы все вы знали испанский, слушать невыносимо ваши корявые обороты, ваши ужасные "п"...* Но всему свое время. Кончите университет, тогда и занимайтесь испанским и, если угодно, лезьте в писатели...

Сперва трудись - потом молись!

Он все говорил и говорил, пока не раздался звонок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза