Читаем Флибустьеры полностью

Такой напасти он никак не ожидал! Он смутно сознавал, что монахам нельзя уступать даже в самых безобидных вещах, они из любого пустяка извлекут выгоду, о чем свидетельствуют их поместья и приходы. Ангел-хранитель подсказывал ему вступить на путь отрицания и не ввязываться в дискуссию. На языке уже вертелось гордое "Nego!" [Отрицаю! (лат.)]. Кто отрицает, ни к чему себя не обязывает, - сказал ему как-то один судейский чиновник. Но толстяка погубила дурная привычка не прислушиваться к голосу разума, не надеяться на собственные силы, а искать помощи у других. Товарищи, особенно Хуанито Пелаэс, знаками показывали ему, чтобы он согласился с отцом Мильоном, и, повинуясь злому року, он пролепетал едва слышно: "Соглашаюсь, преподобный отец", будто говоря: "In manus tuas commendo spiritum meum" [В руки твои предаю дух свой (лат.)].

- Concede antecedentem [Соглашаюсь с предпосылкой (лат.)], - поправил, коварно усмехнувшись, преподаватель. - Ergo, я могу соскрести со стеклянного зеркала ртуть, заменить ее слоем бибинки, и все равно это будет зеркало, да? Так или не так?

Юноша взглянул на подсказчиков, но они растерянно молчали, и на его лице изобразился горестный упрек. "Deus meus, Deus meus, quare dereliquiste me" [Боже, боже, почто ты меня оставил (лат.)], - молили его скорбные глаза, а губы шептали: "Дьявол!" Он покашливал, теребил манишку, переступал с ноги на ногу - все было тщетно, в голову ничего не приходило.

- Так что же у нас получится? - повторил преподаватель, наслаждаясь произведенным эффектом.

- Бибинка, - шептал Хуанито Пелаэс, - будет бибинка!

- Замолчи, дурень! - в отчаянии крикнул наконец толстяк, готовый полезть в драку, только бы прекратить эту пытку.

- Д ты, Хуанито? Может, ты ответишь на вопрос? - обратился преподаватель к Пелаэсу.

Пелаэс, один из любимчиков, медленно поднялся, толкнув локтем в бок Пласидо Пенитенте, который был следующим по списку. Этот толчок означал: "Внимание, подсказывай!"

- Nego consequentiam [Отрицаю вывод (лат.)], преподобный отец! решительно выпалил он.

- Вот как! А я probo consequential!! [Утверждаю вывод (лат.)]. Per te, полированная поверхность составляет сущность зеркала...

- Nego suppositum [Отрицаю предположение (лат.)], - перебил Хуанито, чувствуя, что Пласидо дергает его за полу куртки, - Но как же? Per te...

- Nego!

- Ergo, ты утверждаешь, что сущностью зеркала является его субстанция?

- Nego! - выкрикнул луанито еще задорней, Пласидо опять дернул его за полу.

Хуанито, или, вернее, подсказывавший ему Пласидо, сам того не сознавая, применял тактику китайцев: не впускать ни единого чужеземца, чтобы Китай не завоевали.

- Итак, на чем же мы остановились? - потерял было нить отец Мильон и с досадой воззрился на непримиримого ученика. - Да, мы остановились на том, влияет или не влияет на поверхность вещество, ограниченное этой по; верхностью?

Этот четкий, ясный вопрос, смахивавший на ультиматум, поставил Хуанито в тупик. Куртка тоже не помогала.

Напрасно он делал знаки Пласидо - тот был озадачен не меньше его самого. Но тут внимание отца Мильона привлек студент, украдкой стаскивавший с ног чересчур тесные ботинки; Хуанито воспользовался этим и посильнее наступил на ногу Пласидо.

- Подсказывай, ну же! - прошипел он.

- Ах, скотина! - вырвалось у Пласидо; он с яростью взглянул на Хуанито и потянулся к своим лакированным ботинкам.

Преподаватель услышал возглас, взглянул на обоих и всё понял.

- Эй ты, всезнайка! - обратился он к Пласидо. - Я ведь не тебя спрашиваю. Но раз уж ты берешься спасать других, спаси прежде самого себя - salva te ipsum, и разреши наше затруднение.

Хуанито был очень рад и в благодарность показал своему приятелю язык. Тот, весь красный от стыда, встал и забормотал что-то в оправдание.

Отец Мильон минуту смотрел на него, как смотрит обжора на лакомое блюдо. Как приятно будет унизить и высмеять этого мальчишку, этого франта с высоко поднятой головой и спокойным взглядом! Истинно христианское дело! И благодетель-доминиканец приступил к нему со всей серьезностью, медленно повторяя вопрос:

- В книге сказано, что металлические зеркала состоят из латуни или иных сплавов различных металлов. Верно это или нет?

- Так сказано в книге, ваше преподобие...

- Liber dixit ergo ita est; [Так говорит книга, следовательно, так и есть (лат.)] ты, конечно, не станешь утверждать, что знаешь больше, чем книга... Дальше там говорится, что стеклянные зеркала состоят из стеклянной пластины, обе стороны которой гладко отшлифованы и на одну из них наложена оловянная амальгама, nota bene [Заметь хорошенько (лат.)], оловянная амальгама. Верно это?

- Раз это сказано в книге...

- Олово - металл?

- Кажется, да, преподобный отец; так сказано в книге...

- Конечно, металл, а слово "амальгама" указывает на то, что к олову добавлена ртуть, тоже металл. Ergo, стеклянное зеркало является металлическим зеркалом, ergo, термины разделения смешаны, ergo, классификация неверна, ergo... Ну-с, как ты объяснишь это, ты, подсказчик?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза