- Но позвольте, - сказал он примирительным тоном, хотя был весьма раздражен, - ведь речь идет не только о преподавании испанского языка; за всем этим стоит скрытая борьба между студентами и преподавателями университета святого Фомы. Если студенты добьются своего, наш авторитет погиб: они скажут, что победили нас, будут ликовать, и тогда - прощай наше влияние на нравы, прощай все! Стоит им прорвать первую плотину - и этих юнцов уже ничто не удержит! А паше падение станет предвестником вашего! Сначала мы, потом правительство.
- Провалиться мне, уж этому не бывать! - выкрикнул отец Каморра. Сперва испробуем, у кого кулаки крепче!
Тут вмешался отец Фернандес, до сих пор с улыбкой прислушивавшийся к спору. Все притихли, отца Фернандеса уважали за ум.
- Не прогневайтесь отец Сибила, если я скажу, что держусь иного мнения. Такая уж моя участь - почти всегда быть несогласным с моими братьями. По-моему, мы не должны смотреть на вещи так мрачно. Преподавание испанского языка можно разрешить, опасности тут нет никакой, а чтобы зто не выглядело как поражение, нам, доминиканцам, следует превозмочь себя и первыми приветствовать замысел студентов - это будет разумно. К чему эти вечные нелады с народом - в конце-то концов нас меньшинство, а их большинство, и не они нуждаются в нас, а мы в них! Погодите, отец Каморра, погодите! Допустим, сегодня народ слаб, невежествен, - я сам так думаю, но завтра или послезавтра все изменится. Завтра или послезавтра они будут сильнее нас, будут понимать, что им нужно, и мы не сможем им помешать как нельзя помешать детям, когда они подросли, узнать кое о чем...
И вот я думаю: насколько выгодней для нас не ждать, пока они просветятся самочинно, но уже сейчас изменить полностью нашу политику, положить в ее основу нечто более прочное и незыблемое, чем невежество народа, например, идею справедливости. Самое выгодное - быть справедливым, я всегда повторяю это братьям, но они не хотят мне верить. Как всякий молодой народ, индейцы свято чтят справедливость: если индеец провинился, он сам просит наказания, но если наказание незаслуженно, он приходит в ярость. Просьба этих юношей справедлива? Так исполним ее, дадим столько школ, сколько они хотят, - все равно им быстро наскучит: молодежь ленива, только сопротивление наше побуждает ее к деятельности. Наш авторитет - это узы, которые уже порядком ослабли, значит, надо создать другие - ну, хотя бы узы благодарности. Не будем глупцами, последуем примеру пройдох иезуитов...*
- Ох, помилуйте, отец Фернандес!
Нет, нет! Отец Сибила мог все стерпеть, но только не это! Ставить ему в пример иезуитов! Он побледнел и дрожащим от возмущения голосом обрушил на отца Фернандеса град язвительных упреков"
- Уж лучше подражать францисканцам... кому угодно, но не иезуитам! негодуя, заключил он.
- Полноте, полноте!
- Просто срам слушать такое!
Разгорелся спор, в котором все приняли участие, позабыв о присутствии генерал-губернатора: все говорили разом, кричали, не слушая и не понимая один другого.
Бен-Саиб сцепился с отцом Каморрой, оба размахивали кулаками, один что-то говорил о грубиянах, другой - о чернильных душах; отец Сибила ссылался на капитул, а отец Фернандес - на "Сумму" святого Фомы *. Но тут появился приходский священник города Лос-Баньос с известием, что кушать подано.
Его превосходительство поднялся и тем прекратил спор.
- Что ж, господа! - молвил он. - Сегодня мы трудились, как негры, а ведь теперь - вакации! Кто-то сказал, что серьезные дела надо решать за десертом. Я с этим вполне согласен.
- Как бы не расстроилось пищеварение! - заметил секретарь, намекая на чрезмерный пыл спорщиков.
- Тогда отложим дискуссию на завтра. - Все встали.
- Мой генерал, - пробормотал важный сановник. - Тут пришла дочь этого кабесанга Талеса, просит отпустить ее больного дедушку. Его взяли вместо сына...
Губернатор взглянул на него с досадой и провел ладонью по высокому челу.
- Карамба! И поесть спокойно не дадут!
- Она уже третий день ходит, бедняжка...
- Ах, дьявольщина! - вскричал отец Каморра. - А я-то все думаю: что бишь мне надо сказать генералу?
Ведь за этим я и пришел... Ваше превосходительство, не откажите этой девушке!
Генерал почесал за ухом.
- Ладно! - сказал он. - Секретарь, дайте ваписку лейтенанту гражданской гвардии. Освободим старика!
Пусть никто не сомневается в нашем благоволении и милосердии!
И он многозначительно посмотрел на Бен-Саиба. Журналист понимающе кивнул.
XII
ПЛАСИДО ПЕНИТЕНТЕ
Неохотно, чуть не плача, шагал Пласидо Пеиитенте по Эскольте, направляясь в университет святого Фомы.
И недели еще не минуло, как он приехал из дому, а уже дважды писал матери, умоляя разрешить ему оставить учение и поступить на службу. Мать отвечала, что надо потерпеть, пока он получит хотя бы степень бакалавра искусств, - обидно бросать учение, после того как и он и она за четыре года вошли в такие расходы и принесли столько жертв.