Читаем Флибустьеры полностью

Итак, в конце декабря его превосходительство в ожидании завтрака играл у себя во дворце в ломбер. Оп только что принял ванну, выпил неизменный стакан воды с мякотью кокосового ореха и был в отличнейшем настроении, сулившем всякие милости и пожалования. Благодушию генерала немало способствовали частые выигрыши - его партнеры, отец Ирене и отец Сибила, хитрили изо всех сил, стараясь незаметно проигрывать, к великой досаде отца Каморры, который приехал только утром и еще не разобрался в здешних интригах. Монах-артиллерист играл на совесть, и всякий раз, как отец Сибила делал промах, отец Каморра багровел, со злостью кусал губы, во замечание сделать не решался - к доминиканцу он питал почтение. Зато этот грубиян вымещал досаду на отце Ирене, которого презирал, считая низким льстецом. Отец Сибила не обращал внимания на его гневное сопенье, даже не смотрел в его сторону, а более смиренный отец Ирене оправдывался, потирая кончик своего длинного носа. Его превосходительство, чье искусство в игре вкрадчиво восхвалял каноник, забавлялся ошибками партнеров и умело обращал их себе на пользу. Отцу Каморре было невдомек, что за ломберным столиком решался вопрос о духовном развитии филиппинцев, о преподавании испанского языка; знай он об этом, он, вероятно, с удовольствием принял бы участие в "игре".

Через открытую настежь балконную дверь дул свежий, бодрящий ветерок и виднелось озеро, волны которого с тихим ропотом подкатывались к самым стенам дворца, словно припадая к его стопам. Справа вдали нежно голубел остров Талим; посреди озера, почти напротив дворца, простирался в виде полумесяца зеленый, пустынный островок Каламба; слева берег, красиво окаймленный тростниковыми зарослями, переходил в небольшой холм, за которым лежали обширные поля; дальше, в темной зелени деревьев, проглядывали красные крыши селения Каламба; противоположный берег терялся в туманной дали, и небо на горизонте сходилось с водой, отчего озеро походило на море, - недаром туземцы называют его "Несоленым морем".

В углу залы, за столиком с бумагами, сидел секретарь.

Его превосходительство был человек деятельный и не любил зря терять время: когда сдавали карты или ему выпадало, быть вне игры, он принимался обсуждать дела с секретарем. В промежутках, занятых игрой, бедняга секретарь отчаянно зевал от скуки.

В это утро, как обычно, генерал рассматривал перемещения, увольнения, ссылки, помилования и т. д. О главном деле, которое интересовало всех, о петиции студентов, просивших разрешение учредить Академию испанского языка, пока не было сказано ни слова.

По зале из угла в угол прохаживались, беседуя вполголоса, но весьма оживленно, дон Кустодио, один важный сановник и понурый монах, у которого было не то задумчивое, не то недовольное лицо, - его звали отец Фернандес. Из соседней комнаты доносился стук бильярдных шаров, шутки, смех, слышался скрипучий, резкий голос Симоуна, который играл на бильярде с Бен-Саибом.

Вдруг отец Каморра вскочил с места.

- Пусть сам дьявол играет с вами, провалиться мне! - воскликнул он, швыряя оставшиеся у него две карты в лицо отцу Ирене. - У нас был верный ремиз, может быть, даже кодилья *, а вы все прошляпили!

И, негодуя, он стал объяснять игру всем присутствующим, особенно тем троим, что прохаживались по зале, призывая их в судьи. Генерал вел игру, он отвечал, отец Ирене уже набрал свои взятки, и вот он, отец Каморра, выкладывает шпадилыо, туза пик, а этот растяпа, отец Ирене, не сбросил, видите ли, вовремя плохую карту! Пусть сам дьявол с ними играет! Сын его матери пришел сюда не для того, чтобы попусту ломать себе голову и проигрывать свои кровные денежки.

- Не то всякий сопляк скажет, - прибавил он, весь красный от возмущения, - что они мне с неба сыплются.

А ведь мои индейцы уже начинают торговаться из-за каждого гроша!..

Бранясь и не слушая оправданий отца Ирене, который, пряча тонкую усмешку и потирая нос, пытался ему что-то втолковать, отец Каморра ушел в бильярдную.

- Отец Фернандес, не составите ли нам компанию? - спросил отец Сибила.

- Я слабый игрок, - поморщась, ответил монах.

- Тогда позовем Сймоуна, - предложил генерал. - ; Эй, Симоун! Мистер Симоун! Сыграем партию?

- Какие будут распоряжения насчет спортивного оружия? воспользовавшись паузой, спросил секретарь.

Симоун просунул голову в дверь.

- Не желаете ли заменить отца Каморру, сеньор Синдбад? - спросил отец Ирене. - Будете ставить вместо фишек бриллианты.

- Что ж, не возражаю, - ответил Симоун, подходя к столику и обтирая с рук мел. - А вы что поставите?

- Мы? - переспросил отец Сибила. - Генерал, конечно, может ставить что угодно, но мы, монахи, лица духовные...

- Ба! - с иронией прервал его Симоун. - Вам и отцу Ирене пристало платить благочестивыми делами, молитвами, добродетелями, не так ли?

- Не забывайте, что добродетели человеческие, - наставительно молвил отец Сибила, - это не бриллианты, которые легко переходят из рук в руки, продаются и перепродаются... Добродетели постоянно пребывают в нас, ибо они суть акциденции, неотделимые от субъекта...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза