Флибустьеры

Но писарь ничем не мог помочь: узник находился в Маниле, а так далеко его власть не простиралась.

- Был бы он хотя бы в главном городе нашей провинции, тогда... - важно сказал он.

Писарь отлично знал, что его влияние кончалось за пределами Тиани, но надо было не уронить престиж, даи от дичи отказываться не хотелось.

- Впрочем, могу вам дать хороший совет. Сходите-ка вместе с Хулией к мировому судье. Только непременно с Хулией!

Мировой судья был грубиян, каких мало, но, кто знает, при виде Хулии он, возможно, смягчится. В этом и заключалась суть мудрого совета.

Сеньор судья весьма сурово выслушал сестру Бали - речь держала она, однако искоса поглядывал на девушку, которая стояла, потупив глаза, вся красная от стыда Как бы люди не сказали, что она слишком хлопочет за Басилио! Им ведь нет дела до того, что она обязана Басилио своей свободой и что арестован он, как все говорят, из-за нее.

Громко рыгнув три-четыре раза - у сеньора судьи была такая дурная привычка, - он изрек, что спасти Басилио может только отец Каморра, если захочет. Тут судья многозначительно взглянул на девушку и посоветовал ей поговорить со священником лично.

- Вы знаете, человек он влиятельный; это он освободил вашего дедушку из тюрьмы... По одному его слову могут сослать новорожденного, а злодея от петли избавить.

Хулия ничего не сказала, но сестра Ьали так ухватилась за совет судьи, точно вычитала его в молитвеннике:

она хоть сейчас готова идти с Хулией в монастырь. Кстати, ей надо выпросить там ладанку в обмен на четыре серебряных реала. Но Хулия отрицательно покачала головой, она не хотела идти в монастырь. Сестра Бали догадалась о причине - отца Каморру называли "повесой", он был большой озорник! - и стала успокаивать девушку:

- Нечего тебе бояться! Ведь я пойду с тобой! Разве ты не читала книжечку "Тандаиг Басио", которую нам давал священник? А там говорится, что девушки должны ходить в монастырь, даже тайком от родителей, и рассказывать обо всех домашних делах! Вот как! А книжка-то напечатана с разрешения самого архиепископа, не когонибудь!

Желая прекратить этот разговор, Хулия с досадой сказала набожной старушке, чтобы та, если ей угодно, пошла сама. Но тут сеньор судья, рыгнув, заметил, что мольбы юной девицы больше трогают сердце, чем слова старухи, - само небо кропит росою свежие цветы обильней, нежели засохшие.

Хулия не ответила, обе женщины вышли. На улице Хулия наотрез отказалась идти в монастырь и повернула домой. Сестра Бали, обиженная таким недоверием к ее почтенной особе, всю дорогу читала Хулии длиннейшее нравоучение.

Но как могла Хулия сделать этот шаг? Она прокляла бы себя, и люди бы ее прокляли, и господь бог! Ей не раз говорили - верно то было или нет, - что если она принесет себя в жертву, отца помилуют, и все же она не послушалась, хотя совесть терзала ее, напоминая о дочернем долге. А теперь она должна решиться на это ради Басилио, ради жениха? Стать посмешищем для всего света, чтобы и Басилио ее презирал! Нет, ни за что! Лучше повеситься или кинуться в пропасть. Все равно она, негодная дочь, и так уже проклята богом!

Бедняжке Хулии пришлось еще выслушать попреки родственниц, которые, не зная о домогательствах отца Каморры, смеялись над ее страхами. Неужто она думает, что отец Каморра позарится на простую крестьянку, когда есть столько получше ее? И простодушные женщины называли имена богатых и хорошеньких девиц, которых священник не удостоил своим вниманием. А пока она колеблется, Басилио могут расстрелять! Хулия затыкала уши, растерянно озиралась; хоть бы один человек нашелся, кто бы заступился за нее! Она с мольбой смотрела на дедушку, но старик молча разглядывал свое охотничье копье.

Ночью она почти не спала. Кошмарные видения, окровавленные призраки вихрем кружились перед ней, она ежеминутно просыпалась, вся в холодном поту. Ей слышались выстрелы, она видела своего отца, который так любил ее, - он сражается в лесах, его травят, как зверя, потому что она не захотела его спасти. Отец превращался в Басилио - юноша умирал, обратив к ней укоряющий взгляд. Хулия соскакивала с постели, падала на колени, молилась, рыдала, звала свою мать, просила смерти. Была минута, когда она, обезумев от страданий, решилась тут же бежать в монастырь, но вовремя вспомнила, что еще темно.

Наступило утро, и ночные страхи отчасти рассеялись.

Дневной свет принес надежду. Но к вечеру по деревне разнеслись тревожные вести, говорил, что кого-то расстреляли. Хулия опять провела мучительную -ночь. :Нет, это невыносимо - лишь только забрезжит заря, она пойдет к священнику, а потом покончит с собой: только бы прекратить эту пытку!

Но утром у нее снова появилась -надежда, что Баси-.

лио отпустят. Весь день она ве выходила из дому, не пошла даже в церковь. Она боялась услышать дурные вести, боялась, что поддастся уговорам.